Здесь русский дух...
Шрифт:
…Остаток ночи Толбузин пролежал с открытыми глазами. Ворочался, скрипел тесовой кроватью, слыша, как за перегородкой вздыхала его жена. Когда забрезжила заря, он, тяжко вздохнув, достал из-под кровати сапоги, надел шелковые шаровары и, набросив кафтан на плечи, стал перед образами.
— Господи! — прошептал он. — Если ты есть на свете, то помоги нам, несчастным, одолеть нашего врага. Укрепи наш дух и всели в нас мощь!.. Пресвятая Богородица, ангел-хранитель, угодник Сергий, дайте обрести нам веру в победу, спасите и сохраните нас от стрел ядовитых и огня, от дьявольских орд, что непрошеными пришли на нашу землю…
Гермоген был уже на ногах.
— Ляксей Ларионыч, снова с маньчжурами повоюем? — увидев выходящего из приказной избы воеводу, подошел он к нему.
Тот выглядел несколько потерянным.
— Вчера я с людьми разговаривал, — вместо ответа произнес он. — Так вот, оказывается, не во всех дух крепкий. Кто-то и ослаб, и уже о сдаче крепости заговорил. Не бывать этому! — нахмурил он брови. — Не для того мы тут стоим, чтобы врагу на поклон идти. — Толбузин на мгновение умолк, видимо, что-то соображая. — Ты вот что, отче… Взял бы да сказал свое людям, дух их укрепил. Они тебя любят и верят тебе. Давай, выполни мою просьбу.
Гермоген и сам видел, как албазинцев все больше и больше охватывает паника. Казаки еще ладно, но вот бабы… Детишек им своих жаль, поэтому и мужья заволновались. Не хотят родных терять.
— Ты прав, Ляксей Ларионыч, людей надо ободрить, верить в себя заставить. Без этого нам не выстоять, — согласился с воеводой Гермоген.
Церковную звонницу еще накануне разрушили неприятельскими ядрами и огнем, поэтому он велел бить в железо и собирать народ. Нехотя сходились люди на крепостную площадь, на которой все еще постреливали угли догорающих ночных костров. Усталые, измаянные, с опухшими от бессонницы лицами. Мужчины, женщины, старики, дети.
Тут же появилось войсковое знамя Албазинского воеводства с изображенной на нем Богоматерью.
— Братья и сестры! — дождавшись, когда прибудет народ и монахи вынесут иконы, спрятавшиеся от врага в глубоких убежищах, начал Гермоген. — Сейчас нам предстоит выполнить высокий долг. Мы не должны дать врагу захватить нашу крепость. Сначала он попытается покорить наш дух, ведь без этого мы станем слабыми и беспомощными. Тогда бери нас хоть голыми руками! Я заклинаю вас, чтобы вы не испугались врага нашего и не отчаялись. Стоять насмерть, а то какие ж мы русские?
Гермоген говорил по своей силе, негромко, но в крепости стояла такая тишина, что слышно было, как стрекочут в траве потревоженные людьми кузнечики, а где-то за стеной, у ближнего леса, от нетерпения храпят и бьют копытами боевые маньчжурские кони.
«Слава страстем Твоим, Господи…» — исчерпав слова, начал старец говорить словами Евангелия. «Слава долготерпению твоему, Господи…» «Разбойника благоразумного во единем часе раеви сподобил еси, Господи; и мене древом крестным просвети и спаси…»
— Повторяйте за мной! — велел он опустившимся перед ним на колени людям. — «Царю небесный, утешителю, душе истины, иже везде сый и вся осолняяй, сокровище благих и жизни подателю, приди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наши…»
— Повторяйте! — снова попросил он. — «Господи! Не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня. Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены; и душа моя сильно потрясена; Ты же, Господи, доколе? Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей, ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить тебя?.. Иссохло от печали око мое, обветшало от всех врагов моих… Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся и постыдятся мгновенно». «…Восстань Господи! Спаси меня, Боже мой!.. Ибо ты поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых. От Господа Спасение. Над народом Твоим благословение Твое…». «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь!»
— Аминь! — повторила толпа.
— Теперь, братья и сестры, за работу! Помните, Бог услышит вас и даст вам спасение. Те же, кому не удастся живыми выйти из боя, с легким сердцем предстанут пред Всевышним. Все вы уже проложили к нему свою светлую дорогу. Маньчжурам лишь адские муки грозят.
Как только солнце поднялось над лесом, маньчжуры ударили в боевые барабаны. Снова загремела артиллерия, обрушив на крепость петарды и тяжелые ядра. Вскоре от точных пушечных ударов полностью рухнула церковь, а вместе с ней взлетели на воздух и все церковные постройки, включая часовенку в честь Николая Чудотворца и церковные пределы — Богородицы Владимирской и Архангела Михаила. Потом дошла очередь и до приказной избы. Алексей Ларионович, находясь в укрытии у верхнего боя, видел, как тяжелое ядро пробило крышу, а следом влетевшая в дом петарда разнесла его в пух. «Слава богу, жену свою я вовремя определил к людям в землянку, иначе бы»… — Воевода тяжко вздохнул и покачал головой.
— Да, жарким будет денек, — вслух произнес он.
— Что? Это да, — пытаясь перекричать грохот орудий, согласился стоявший рядом с ним Черниговский. Он еще не совсем отошел после контузии, поэтому плохо слышал на левое ухо. — Черт! Как мы не догадались ночью вылазку-то сделать! — помянув недобрым словом вражескую артиллерию, неожиданно произнес он. — Могли укоротить язычок их мортирам. До лесу, может, и не добрались бы — там повсюду сторожа, — а уж судна с пушками потопить нам реально. В каждую б заложили заряд — и концы в воду. Ничего, если нынче выстоим, ночью сам отправлюсь на вылазку.
Вражеская артиллерия не смолкала ни на минуту. Вот уже появились и первые убитые. Следом зарыдали бабы, запищали укрывшиеся под землей детки. Так длилось примерно с час, а потом вдруг гром стих.
— Ироды!.. Они ребенка моего убили! — в наступившей тишине раздался вдруг отчаянный женский голос.
— Господи, спаси и сохрани нас грешных! — эхом прозвучало ей в ответ.
Воспользовавшись передышкой, мужчины достали свои трубки. Говорить не говорили, а лишь наслаждались тишиной.