Здесь русский дух...
Шрифт:
— За что они тебя хотели убить? — спросил его Петр, вкладывая саблю в ножны.
Тот пожал плечами.
— Нежели не знаешь? Никогда не поверю! Ты что-то скрываешь! Давай, докладывай, — приказал ему казак. — Не бойся — не враг я тебе, если от смерти спас. Ну!..
Тогда Лун рассказал молодому казаку обо всем. И кто он такой, и почему бежал от маньчжуров.
— Теперь я понимаю, зачем они к нам явились, эти посланцы, — сказал Петр. — Они тебя приехали искать, а нашли свою смерть. Их всех надо вот так, да не получится. Послов
Азиат послушался молодого человека и, забыв, зачем он отправился в лес, повернул назад.
«Надо и мне убираться, — подумал Петр. — Да и время — скоро невесту в церкву повезут»…
Возле Любашкиного дома уже собралась толпа. Все ждали прибытия жениха. Вот показался свадебный поезд. Впереди, в окружении сообщников по хулиганствам, шел Захарка в поношенной овчиной шубейке и лисьей шапке.
— Идут! Идут! — закричали в толпе. — Эй, Кушаковы! Давай, встречай жениха!..
Теперь все взгляды людей были обращены только на новобрачного.
— Шубка у жениха обношенная, — когда поезд подошел ближе, заметил кто-то из зевак. — Вроде не пристало новобрачному князю в такой одежде быть…
— Шуба овечья, но душа человечья, — возразил стоявший в сторонке старик с клюкой.
— Да! Соболья шубка больно кусается, и она не для нашего брата, — поддержала его дебелая молодуха.
— Эй, расступись, народ! Дай жениху дорогу! — крикнули в толпе, и люди тотчас стали расчищать проход к дому невесты.
Первыми прибыли на место согласно чину поезда дружки с дарами и гостинцами, включавшими лакомства для молодых девиц, а за ними родители, крестные и другие родственники новобрачного, следом военный — тысяцкий с самим женихом, и свахи, и соседи.
— Ой, подруженьки дорогие! Куда ж меня отдают? В чужую сторону? К доброму ли человеку? Как я ему полюблюсь? Придусь ли я ко двору его родичам? — следуя старинному обычаю, громко запричитала за окном невеста. И вдруг: — Папа, милый, может, передумаешь и не отдашь меня за Захарку? Не люблю я его!
— Цыц, девка! — послышался грозный голос Платона. — Еще раз пикнешь, так мигом как следует выпорю! Ишь, не люб он ей… Кто люб? Твой бездельник Петька? Не будет из него толку, а нам мужицкие руки в доме нужны, поэтому беру в помощники Захарку. В кузнечном деле мне поможет…
— Вот, ты о себе думаешь, а каково мне?.. — причитала Любка.
И снова голос Платона:
— Цыц!.. На все воля Божья, — грубо отрезал он.
Встречали поезд новобрачного по всем чинам и правилам — с песнями и прибаутками, с приветственными речами и поцелуями.
Любашка вышла за ворота в подвенечном красном сарафане, зареванная и растерянная, а следом за ней — отец с матерью. Кузнец был в меховой одежде и кафтане, тогда как Любашкина мать Марфа оделась в шубу, по случаю праздника нацепив цветастый платок.
— У, иродова душа! — завидев Платона, выругался стоявший поодаль Петр.
Невесту подвели к жениху, который в эту минуту раздавал сладости девкам и детишкам. Увидев Любашку, Захарка бросился к ней.
— Ах ты, падла! — снова не удержался от грубости казак. — Да я тебя!..
Злость охватила его. Ну же, что ты ждешь? «Давай, скачи к своей возлюбленной, а не то под венец уведут!» — кто-то настойчиво шептал ему на ухо, но он медлил. «Сейчас… — говорил Петр сам себе. — Еще минутку…»
От волнения у него дрожали руки. «Наверное, я не смогу этого сделать»… — неожиданно мелькнуло у Петра в голове. Когда жениху и невесте подогнали покрытые огромным тулупом сани, запряженные тройкой лошадей, да с колокольчиками, да со свадебными лентами, он не выдержал, вскочил на коня и поскакал к кушаковскому дому, но все равно не успел. Новобрачных уже успели укутать в тулуп, и тройка лихо понесла их по заснеженной дороге. За ними ушли к монастырю и четверо дровней с родственниками, свахами и друзьями.
— Стой! — размахивая плетью, кричал Петр. — Стой!
Поравнявшись с санями новобрачных, он попытался остановить лошадей. Куда там! Возница был опытным мужиком, и когда парень протянул руку, чтобы схватить пристяжного за ремень, он огрел его плетью, и тот чуть было не слетел со своего жеребца.
— Любанюшка! — закричал парень. — Это ж я, твой Петр! За тобой приехал!.. Только одно твое слово, и я увезу тебя.
— Уходи, Петя! — услышал он в ответ. — Поздно! Уходи!
— Да не поздно, Любанюшка! Не поздно! Ну, скажи что-нибудь!
И снова:
— Уходи!
Отчаяние охватило Петра.
— Ну если так, то ладно! Тогда я на другой женюсь!.. Так и знай! — в запале крикнул казак. — Ты слышишь меня? Я женюсь! Э-эх, Любаня, Любаня, — придержав коня, с горечью в голосе проговорил он. — Еще говорила, любит…
Три дня после этого Петр не вставал с постели. Ночью охал, стонал, а то и рыдал в подушку. Днем же лежал с открытыми глазами, упершись неподвижным взглядом в потолок. Ничто не помогало — ни ласковые увещания матери, ни строгий голос отца. Петр как будто решил совсем отойти от мира, да только не может молодое сердце долго грустить. Однажды утром он встал и объявил отцу с матерью: женюсь!
— На ком же? — усаживаясь завтракать, с удивлением посмотрел на него Федор. Он только что умылся на крыльце принесенной из колодца ледяной водой, и теперь выглядел свежо и молодо. — Любка-то твоя вроде как замуж выскочила.
— Верно, сыночек, — подхватила хлопотавшая возле печи мать. — Чего ты вдруг? Не захворал ли? Давай потрогаю голову…
— Не надо, мама, я здоров, — отвел ее руку Петр. — Лучше давайте думать, кто девку сватать пойдет, — устроившись на лавке рядом с отцом, проговорил парень.