Здесь русский дух…
Шрифт:
Князь был стар, но, как и всякий пожилой воин, старался держаться молодцом. Мгновенно определив иерархию среди незнакомцев, он молча поприветствовал Федора поднятием руки. Тот в ответ отвесил князю глубокий земной поклон.
Некоторое время старик пристально глядел казаку в глаза, пытаясь проникнуть к нему в душу. О, он знал всю неоднозначность русских, среди которых много плохих людей, способных и обмануть, и ограбить, а то и руку на тебя поднять. Вот и хочется старику осознать истинную природу стоящих перед ним людей.
– Чего ищут русские в чужих землях? – так же пристально глядя Федору в глаза, спросил он. При этом не потребовался даже переводчик, так как князь довольно сносно изъяснялся по-русски.
– Да вот, пришли к вам с добрым словом… Хотим просить ваших собратьев вернуться на родную землю, – подивившись умению князя говорить на чужом ему языке, обнажил в улыбке свои крепкие зубы Опарин.
Князь недоуменно посмотрел на казака, но ничего не сказал, правда, щелки его лисьих глаз еще больше сомкнулись, так, будто он пытался примериться к словам казака. Так длилось несколько мгновений, пока вдруг старик не заговорил:
– По чину ли тебе, чужак, вести такие разговоры? Ведь ты даже не сказал, кто ты таков.
Федор понял, что оплошал.
– Вообще-то я Федор Петров Опарин, но для тебя проще будет называть меня Федька, – поторопился исправить он свою ошибку. – Чин у меня простой. Я личный посланник атамана Черниговского.
Князь покачал головой:
– Не слыхал о таком атамане. Поярка знаю, Хабара знаю, а этого нет.
– Так времена меняются! Сейчас Микифорка Черниговский – самый главный человек на Амуре. Он царский приказчик в Албазине, – просветил князя казак. – Говорить я буду от его имени Черниговского, а его слова выражают волю нашего царя-батюшки. – Федор немного помолчал, давая старику возможность переварить его слова. – А ты?.. Ты не даурский князь? – спросил он старика. Тот сделал важное лицо и кивнул головой. – Вот и славно! – воскликнул казак. – С тобой-то мне и велели говорить.
Появление русских не слишком обрадовало Лавкая, но согласно обычаю он должен был пригласить чужака в свой дом.
Привязав коня к старому вязу, возле которого трое двугорбых верблюдов, а по-азиатски – тэ-тэ, смачно жевали сено, Опарин проследовал за князем.
– Яшка, слышишь?! – напоследок крикнул он своему сподручнику Яшке Попову. – Киргиза на тебя оставляю, и смотри, чтоб детвора к нему под копыта не лезла, – заметив неподалеку стайку черноголовых карапузов, слетевшихся со всех сторон поглазеть на казаков, приказал он. – Не дай бог еще кого зашибет…
Этого статного, рыжего азиатского коня с черной гривой Федор купил у одного цыгана за десять золотых монет, дав в придачу еще и богатую турецкую брошь. Конь оказался с норовом, причем он и теперь недоверчив к людям, хотя нового хозяина признал. Правда, Яшке конь тоже дозволял кормить и водить на водопой, а так и лягнуть мог.
…Федор-то думал, князь приведет его в богатый терем, но увидел обыкновенную рубленую избу. Азиаты, пожив в свое время бок о бок с русскими, многому у них научились, в том числе и рубке домов в клеть. До этого большинство из них ютилось в землянках и жалких избах, крытых звериными шкурами, и только самые зажиточные ставили себе войлочные юрты, подобно их монгольским предкам.
В доме князя было несколько комнат с окнами, затянутыми бычьими пузырями, тогда как в соседних избах вместо окон присутствовали дыры, которые хозяева на зиму затыкали всем подряд. Живут как при царе Горохе, усмехнулся старшина. На Руси уже давно ставили в окна слюду, и едва ли не только в самых бедных деревнях пользовались подобными ухищрениями.
Князь ввел Федора и сопровождавшего его переводчика Егоршу Комара в горницу, пол которой был устлан богатым китайским ковром. Здесь же мужчины заметили два небольших окна, сквозь бычью плоть которых скупо пробивался снаружи дневной свет. На ковре – круглый низенький столик, рядом с ним – расшитые золотом атласные подушечки.
Стены тоже в коврах. На одном из них в окружении пистолетов, кинжалов и сабель висели два ружья – дульнозарядная фитильная аркебуза и кремневая фузея. Таким оружием пользовалась и русская армия. Здесь же находился котелок, зимой служивший для подогрева помещения.
Князь усадил гостей за круглый столик, потом сам опустился на ковер и что-то сказал стоявшим у дверей двум молодым вооруженным кинжалами охранникам. Тут же один из них юркнул в проем, и уже скоро в горницу стали по очереди входить княжеские слуги с угощениями. Первым выставили хмельное – глиняный кувшин с араком и к нему три маленькие фарфоровые пиалы. Следом внесли фрукты, вяленое мясо конины, азиатский сыр арсу, восточные сладости, приготовленного на пару сазана. Также поставили большую медную емкость-казан с еще булькающим варевом, видно, только снятым с огня. Тут же помещение наполнилось столь желанным съестным запахом.
– Мне б людей своих накормить, – машинально сглотнув слюну, произнес Федор. – Ты не бойся, князь, у нас есть деньги, – не желая ударить лицом в грязь, произнес он, отстегивая от пояса мешочек с серебром.
Князь остановил казака взмахом руки.
– Спрячь! – сказал он. – У нас не берут денег с гостей. Твоих людей и без того накормят, и о лошадях позаботятся.
Федора слова успокоили азиата, и он с легким сердцем приступил к трапезе. Перед тем как поднять стакан с водкой, он в мыслях пославил Отца и Сына и Святого Духа, потом Деву Богородицу. Вслух же пожелал здоровья хозяину дома и его родне. Ели в благоговейном молчании, и только переводчик Егорша нарушал тишину громким чавканьем.
Федора тяготила такая обстановка. За последние вольные годы он привык к бурным дружеским застольям с грубыми и бесстыдными речами, непристойным сквернословием, к смеху за столом, песням и хмельным пляскам. Иногда по пьяни бесчинствовали за игрой в кости, и колотили друг друга, пугая стоящих за их плечами ангелов Божьих, прекрасно помня о Страшном суде, так как бесы записывают их дела и поступки, передавая сатане. «Побойтесь Бога! – не раз повторял Гермоген, когда не мог обуздать казаков, отравленных бесконечной волей. – Когда-то, – говорил он, – иудеи сели в пустыне есть и пить. Объевшись и упившись, они начали веселиться и творить гадости. Тогда их поглотила земля».
Изредка Федор, опрокинув очередной стакан, все же открывал рот для похвалы.
Последним поставили перед гостями байдару – большой глиняный кувшин со слеваном. Этот азиатский напиток успели полюбить уже в Албазине. Дело нехитрое: кирпичный зеленый китайский чай, на крайний случай, разбор черного чая, шелунгу, истолочь в ступе, потом заварить в байдаре кипятком, влить туда кобылье молоко, положить несколько ложек сливочного масла и все посолить по вкусу. Какое-то время напиток «выслевывается», пока не станет темным. Бывает, вместо молока в чай клали сметану или сырые взбитые яйца. Для большой компании такой напиток готовился в деревянных кадушках, куда опускали раскаленные на огне камни, которые русские в шутку называли «жеребчиками».