Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Шрифт:
«1. Принуждать художника работать, даже из-под палки.
2. Любить его работу не меньше, чем его самого.
3. Поощрять всякий взрыв его творческой энергии, и т. д.».
Судейкину все это не могло не нравиться. «Как отблагодарить тебя за все, что ты для меня делаешь?..» — написал он ей однажды. Наверное, художнику и нужна такая жена. Смущает только мысль о ее могучем (как иногда выражаются, бесовском) тщеславии. Но это нас с вами (задним числом) смущает, а Судейкина в ту пору (в 1916 году) еще ничто не смущало и не мучило (даже слезы легкомысленной Олечки). Расставшись и с Ольгой, и с Камерным театром Таирова, Судейкин уезжает с Верой в Петроград и поселяется
В решении стиля этого нового прибежища искусств еще большую роль, чем в былой «Собаке», играли вкус, пристрастия и талант Сергея Судейкина, созвучные, впрочем, пристрастиям времени и всей атмосфере грядущих катастроф и кровопролитий.
Начать с того, что новое кабаре носило то же название, что и последняя по времени картина Судейкина, а оформлял это новое подвальное кабаре на углу Марсова поля и Мойки (дом № 1) тот же Сергей Судейкин вместе с младшими собратьями Александром Яковлевым и Борисом Григорьевым, а также архитектором Фоминым. Сама атмосфера кабаре со дня его открытия навеяна была фантазиями Судейкина — слуги в восточных одеяниях, карлик в петушином костюме у входа в подвал, «то ли погребальное, то ли шутовское роскошество подвала» (Д. Коган). Восторженное описание подвального интерьера оставила и знакомая нам актриса В. Веригина:
«Когда „Привал комедиантов“ открылся, работы Судейкина оказались выше всяких похвал… На черном фоне, тогда неожиданном для плафона, были разбросаны крупные осколки зеркал в цветном обрамлении выпуклой лепки преимущественно бирюзового оттенка. В глубине зала сияла приглушенной позолотой сцена с полуоткрытым посередине занавесом пурпурного цвета. Со ставни закрытого окна грозила своим таинственным обликом черно-белая баутта, похищающая чье-то отражение в зеркале. Из зрительного зала был проход в следующую комнату, которую посетители… называли впоследствии „дьявольской комнатой“.
…Все созданное здесь Судейкиным определенно указывало на близость художника с искрометной фантазией Эрнста Теодора Амадея Гофмана.
…При оформлении „Привала комедиантов“ Судейкин вдохновлялся не только образами старой Венеции. Больше всего на него влиял писатель Гофман, которому было понятно и близко профессиональное мышление живописцев. Он отлично умел говорить их языком…
Художник Судейкин не умел говорить с актерами на языке их профессии, но все, что он выражал средствами живописи, для актеров определенной группы было вполне понятно. В то время мы находились в окружении многих художников… но главное влияние на нас оказали молодые художники Сапунов и Судейкин. Они развивали в нас чувство прекрасного…».
Автор монографии о Судейкине Д. Коган, рассказывая о росписях в зале и на оконных ставнях кабаре, отмечает увлеченность художника персонажами венецианца Карло Гоцци и неотступную «двойственность» Судейкина, сочетание таинственности масок с «объективизмом» и «чеканностью форм», противоречие между Судейкиным-шутником, притворщиком и Судейкиным-романтиком, возвышенным мечтателем… Те же черты художника отразились в его оформлении спектаклей «Привала комедиантов» — «Шарфа Коломбины» Шницлера в постановке Мейерхольда и «Фантазии» Козьмы Пруткова.
Вера должна была участвовать в спектаклях «Привала», и Борис Пронин еще осенью 1915 года писал другу-актеру, что Вера (еще не Судейкина, а Шиллинг) будет у них в труппе. Они затевали пантомиму о человеке, который потерял лицо…
Однако все повернулось иначе. Судейкин был призван в армию, зачислен в Измайловский полк и отправлен на фронт. В Петрограде начались беспорядки,
Февральскую революцию Судейкин встретил восторженно, как, впрочем, и большинство интеллигентов. Более того, он в порядке исключения (а падение монархии было событием из ряда вон выходящим) вмешался в политику и нарисовал знаменитый лубочный плакат «Слетайтесь, вольны птахи…». На этом плакате бывший государь-император сыном покойного полковника Судейкина был изображен в виде огородного пугала, держащего плетку в одной руке и водку — в другой. Под пугалом шагали ряды демонстрантов с лозунгами Временного правительства — «Воля, Земля, Равенство, Братство», а под царской мантией у пугала маячили виселицы. В левом углу лубочного плаката были такие стишата:
Слетайтесь, вольны птахи, Надевай красны рубахи. Долго ты нас мучило, Огородно чучело.Был Судейкин к этому времени сильно измучен и болезнью, и работой (он преподавал на женских курсах, участвовал в выставках), так что уже весной 1917 года укатил в Крым, предоставив «вольным птахам» слетаться в обреченные Петроград и Москву, которые художник покинул навсегда. С Верой они съехались в Крыму и поначалу поселились в Алуште, потом жили в Ялте, Гаспре, Мисхоре, Алупке… В первые крымские месяцы Судейкин с трудом приходил в себя после контузии, нервной болезни и всего пережитого. Два года спустя он рассказывал об этом времени тифлисскому журналисту Якову Львову:
«Мы жили в Мисхоре. Я бродил вокруг дома, рисовал жену то в садике, то в оранжерее. Колол дрова, ходил за водой, ужинал… на кухне, которую сам расписал, вечером зажигал лампу и рисовал за столом в той же кухне».
Судейкин называет здесь Веру женой. Они поженились 24 февраля 1918 года в Ялте. Сергей не был разведен с Ольгой. Рассказывают, что он попросту вклеил в свой паспорт Верину фотографию вместо Ольгиной, чтоб получить свидетельство о браке (позднее у него было много мороки с разводом).
В Крыму уже собралось к тому времени немало московской и петроградской интеллигенции, было много художников, писателей, киношников. Из старых знакомых здесь были Билибин, Волошин, Белкин, Сергей Маковский, Браиловские…
Постоянным спутником Сергея и Веры во всех скитаниях тех лет был их старый друг, портретист Савелий Сорин. Сын небогатого еврея-портного из Полоцка (мать у него, впрочем, была русская, из молокан) Савелий Сорин рано ушел из дому, учился в Одесской рисовальной школе, потом в петербургской Академии художеств, был учеником Репина и по ходатайству великой княгини Марии Павловны смог побывать во Франции, Италии и Голландии. До начала революции сорокалетний Сорин успел написать немало знаменитых портретов, в том числе портреты Шаляпина, Ахматовой, Карсавиной, Элеоноры Дузе, Горького… Знакомство с Горьким связано было с одним из самых романтических эпизодов в жизни молодого Сорина. В 1901 году дочь богатого петербургского банкира Янина Берсон, решив порвать с семьей, бежала со столичного бала со своим женихом Савелием Сориным в Нижний Новгород, где молодых людей приютил Горький. Потом романтические влюбленные поссорились, и художник пытался покончить жизнь самоубийством. Горький позвал его к себе в Арзамас, где Сорин написал портрет писателя, а также делал иллюстрации к его рассказам…