Здесь, в темноте
Шрифт:
Он смотрел вверх и в сторону, но внезапно переводит свой ледяной взгляд прямо на меня, и, хотя я ни в чем не виновата, ситуация начинает выглядеть иначе.
Я знаю, чем заканчивается его предложение. Но все равно я должна это услышать.
– Либо что?
– Либо он мертв. Потому что он покончил с собой. Вы уверены, что мы говорим риторически?
Я киваю и встаю со стула. Затем снова падаю в обморок.
Придя в себя, я обнаруживаю себя на колючем диване накрытой еще более колючим акриловым одеялом, уже не в комнате для допросов. Я сажусь, что вызывает волну тошноты, и опускаю голову, фиксируя ее между колен.
–
Я осторожно поднимаю взгляд и вижу Дестайна, наблюдающего за мной из дверного проема. Должно быть, он и принес меня сюда.
– Просто закружилась голова, – мямлю я.
– Слишком много падений в обморок за один день. Вам следует провериться.
– Уже, – произношу я твердо, насколько могу. – Проблема с кровяным давлением. Синдром нейропатической постуральной тахикардии. Дает себя знать, когда я слишком быстро встаю. Ничего серьезного. Но предполагается, что я должна избегать стрессовых ситуаций, и мой лечащий врач хотел, чтобы я носила какие-то компрессионные колготки. – Мой лечащий врач также хотел, чтобы я отказалась от алкоголя и таблеток. Я нашла нового и не стала упоминать об обмороках.
– Это для вас стрессовая ситуация?
На этот раз, когда я поднимаю голову, мне удается удержать ее в вертикальном положении.
– Хотите сказать, что все остальные считают обнаружение трупа и допрос в полиции чем-то расслабляющим?
– У вас хорошо подвешен язык, мисс Пэрри. Я мог бы слушать вас целый день. Но поскольку я только что видел, как вы рухнули на пол в моей комнате для допросов, может, вы начнете отвечать прямо? Итак, простой вопрос для начала: стакан воды?
– Может быть, содовой? Мне не хватает электролитов.
Он уходит и возвращается через несколько минут со спортивным напитком красного цвета. Я принимаюсь медленно потягивать его и, допив наполовину, собираюсь уйти, но Дестайн преграждает мне путь.
– Я не могу вас отпустить, – заявляет он.
– Я что, все-таки арестована?!
– Если я отпущу вас и вы потеряете сознание, переходя улицу по дороге домой, на мой отдел подадут в суд за халатность. У меня есть недостатки, но халатность к ним не относится. У вас есть кто-то, кто может заехать за вами? Семья? Парень? Духовный наставник?
Я достаю телефон и набираю Жюстин в бутике фетишистской одежды в Сохо, где она иногда подрабатывает. Дестайн наблюдает, как я сообщаю ей, что я в полицейском участке и что мне нужно, чтобы кто-нибудь приехал и забрал меня. Подруга отвечает, что одна из продавщиц в долгу перед ней, так что она приедет и внесет за меня залог. Я объясняю, что не нужен никакой залог. Она, кажется, разочарована.
Дестайн проводит меня к дамской комнате, где я умываюсь и пощипываю себя за щеки, пока они не становятся менее пепельными. Затем меня подводят к складным стульям возле стойки регистрации. Дестайн протягивает визитку. А потом он сжимает рукой мое плечо, слишком крепко.
– Звоните, если вспомните что-нибудь еще.
– Что-нибудь еще о мертвом человеке, которого я никогда раньше не видела?
Он качает головой.
– Умные ответы, мисс Пэрри. Слишком умные. Если вам когда-нибудь захочется дать ответы попроще, сообщите.
Складные стулья не такие уж удобные, но к тому времени, как Жюстин приезжает за мной, я уже растянулась на трех и крепко сплю.
Мне хочется выпить – ужасно хочется! – но Жюстин, в полупальто и ботфортах, которые производят благоприятное впечатление на офицеров на стойке регистрации, заявляет, что мне сначала нужно что-нибудь съесть. Когда Жюстин берет на себя роль разумного друга, даже я начинаю переоценивать свое здоровье и самочувствие. Она затаскивает меня в лапшичную, пол которой устлан толстыми резиновыми ковриками, усаживает на стул и отправляется делать заказ. Возвращается с чайником и наполняет мне чашку, размешивая в ней два пакетика сахара.
– Пей, – требует она безапелляционно.
– Терпеть не могу сладкий чай.
– Он нужен тебе от шока, детка.
– Все говорят, что у меня шок, – замечаю я, помешивая чай. – А я нисколько не шокирована. Я пресыщена, равнодушна, мне почти скучно. Я все время вижу мертвые тела. Я привыкла к подобному.
– Одно дело – на сцене. А тут совсем другое.
– Не совсем, – говорю я, делая глоток и морщась.
– Абсолютно!
И, конечно, она права.
Продавец приносит наши тарелки, и мы вытягиваем ложки и палочки для еды из банки на столе. Жюстин водит своими палочками взад-вперед, удаляя заусенцы. Я не утруждаю себя. Передо мной жирная бледная лапша и куски мяса (возможно, утиного), плавающие в маслянистом бульоне. Когда они оседают, я вижу в тарелке отражение своего лица, искаженное рябью.
Я закрываю глаза и подношу немного лапши к губам. Она пошла легче, чем я ожидала. Скользкая, соленая, теплая.
– Как тебе чон-фан? – спрашивает Жюстин.
– Волшебно. Нет, серьезно. Очень вкусно. Спасибо. Я сегодня ничего не ела, если не считать пончика, который дал мне дружелюбный фельдшер.
– Вив, боже мой, ты не можешь продолжать так делать.
– Ну, так получилось, что, когда я шла на сбалансированный ланч, случайно наткнулась на труп. Это немного изменило мою дневную диету, понимаешь? И вообще, это говорит мне женщина, которая обычно описывает две порции «Джека» и таблетку снотворного, как ужин из трех блюд? Ты даешь мне советы по питанию?
– Да, но у меня нет твоих проблем с кровяным давлением. Ты хочешь снова начать падать в обмороки? – Она улавливает что-то в выражении моего лица. – Боже мой. Ты… Ты, мать твою, снова упала в обморок. Ради всего святого, Вив.
Если бы я не знала, что Жюстин приберегает свой гнев для туристов, которые идут по трое в ряд по тротуару, и женщин, которые не могут накрасить губы, я бы подумала, что она сердится на меня.
– Тысячи людей падают в обморок, когда видят мертвое тело, – отвечаю я. – Даже такие искушенные, как я. И я забочусь о себе, как только могу, ясно? – Что правда. И не вдохновляет. Я больше не хочу разговаривать, поэтому поднимаю тарелку и делаю маленькие, медленные глотки, позволяя жидкости слегка обжигать язык. Затем ставлю ее обратно на стол. – Я действительно устала. Давай сегодня без выпивки. Я просто хочу домой.
Жюстин вздыхает и надкусывает вонтон.
– Тогда еще три кусочка за мамочку. Я провожу тебя.
Когда мы выходим из ресторана, я чувствую, как на меня наваливается усталость. Я кое-как застегиваю пальто, смотрю на часы и с удивлением обнаруживаю, что всего лишь половина шестого. Сегодня вечером я планировала посмотреть комедию о травме поколений в кинотеатре над гаражом. Я наверняка справлюсь, если посплю за час до этого. Снаружи облака рассеялись, и температура упала. Разбитый уличный фонарь перед моим домом потрескивает, излучая слабый желтый свет. Жюстин помогает мне подняться по лестнице, позволяя отдохнуть на площадке третьего этажа. У меня болят колени. Кажется, теперь они всегда болят после подъема по лестнице. Хотела бы я сказать, что слишком молода для боли в суставах. Но суставы утверждают обратное.