Здесь водятся чудовища
Шрифт:
Когда Джеффри появился на пороге, Ален встал из-за стола со словами:
— Что творится в мире, мой друг? Охота на волков или… — и тут он, присмотревшись, заметил странное выражение на лице Джеффри:
— Да что, в самом деле, стряслось!
— Мой сбрендивший братец, — отвечал Джеффри, — и эта бестия, с которой он помолвлен… ну, ладно, пусть будет — жена. Так вот, ей, видите ли, мнятся какие-то кошмары.
— Кошмары?
— Да, они занимаются медитациями и увидели там что-то в трансе — а теперь собираются пуститься во все тяжкие
Ален привстал: все, что касалось земель королевства и его людей, в первую очередь, касалось его самого.
— Так и что это еще за кошмары, не будешь ли ты столь любезен пояснить, о неугомонный воин?
Джеффри хмыкнул:
— Монстры!
— Монстры?
— Какие-то чудовища, которые появляются прямо из тумана и атакуют внезапно, стремительно и беспощадно.
— Это уже интересно. Значит, говоришь монстры, — Ален задумался, подперев подбородок рукой, увенчанной тяжелым перстнем с печатью.
— Да, монстры. А за ними следуют еще какие-то орды кровожадных варваров на страшенных жеребцах, готовые растерзать и поработить народ Грамария.
Ален побледнел. Вся краска схлынула с его лица.
— И есть какие-нибудь подтверждения столь… странным грезам?
— Лично я не могу и не хочу верить во все это, — ответствовал Джеффри, подбоченясь, — Но не хотелось бы, чтоб нас застигли врасплох. Как тогда, помнишь?
Ален кивнул.
— Я тебя понял. Продолжай.
— Если эти чудовища в самом деле вырвутся на волю, я не хочу, чтобы мой брат оказался перед ними один, почти безоружный и без необходимого подкрепления. Его невесту я не беру в расчет.
Никто из них не нашелся, что сказать: оба помолчали, подавленные мыслями. Никто не стал говорить того, что и так подразумевалось, — оба не доверяли Алуэтте.
— Что ж, — наконец подал голос Ален. — Раз ты едешь, то и я с тобой. — В его голосе была решимость.
— Ты? Но зачем?
— Ты защищаешь брата, а я — свой народ.
Джеффри нахмурился:
— Но мы не можем рисковать наследником трона.
— Опять старая песня? — вздохнул Ален. — Я устал слушать ее с колыбели. Теперь ты повторяешь эти слова следом за матерью.
— И все же я твой вассал и должен защищать тебя, — отвечал упрямый Джеффри. — А защищать — это значит не позволять тебе пускаться в опасные для жизни твоего высочества предприятия.
— А моя обязанность — всегда приходить на помощь вассалам. — возразил Ален. — Тебе, а также моему народу.
— Но что, если… — Джеффри вовремя прикусил язык.
Но было поздно: Ален подозрительно прищурился:
— Ты хочешь сказать: «если меня убьют?» Но кто знает, сколько ему отпущено на этом свете? Хочешь знать, кто будет править после меня? Пойдем, сейчас ты получишь ответ!
Но тут наследник нахмурился.
— А то, может, подождешь, пока я поговорю…
Тут явно не имелись в виду король или королева — они бы и речи о том не допустили.
— Здесь
— И я расскажу ей, можешь не сомневаться. Отчего-то мне думается, что от твоей сестрицы исходит больше опасности, чем от чудовищ, которые видятся твоему брату. Пожелай мне удачи, товарищ.
Диармид был ладным молодым парнем годами четырьмя моложе своего единоутробного брата, почти не уступая ему ростом, с такими же белокурыми волосами и разве что более серьезным выражением лица — но на этом сходство заканчивалось. Диармид был сухопар и строен, в то время как Ален плечист и кряжист; младший брат был скрытен и никогда не выдавал своих чувств, в отличие от Алена, который во всем привык действовать напролом.
— Снова поединок, братец? — Диармид заранее улыбался. — Ну что ж, счастливо развеяться.
— Благодарю, — блеснул ответной улыбкой Ален. Но его лицо моментально приняло серьезное и даже суровое выражение. — Помнишь ли ты, брат, что если я не вернусь, тебе предстоит стать наследником?
Младший принц пожал плечами:
— Да не допустят этого Небеса! Это что же — значит, мне придется расстаться с любимыми книгами и принимать послов соседних держав, без конца обсуждая дела с судебными крючкотворами и сутяжниками?
Смотри, береги себя, братец, мне больше по душе поместье Логайр, где народ говорит по делу и не тратит время на словоплетение.
— Еще один ученый, — сказал Ален в замешательстве. — Надо присматривать за тобой, братец, или ты тоже пристроишь себе домик под сенью башни Грегори и проведешь остаток дней, как школяр.
Диармид вспыхнул:
— Не искушай, братец.
Ален тут же пошел на попятную, решив больше ни словом не заикаться о башне из слоновой кости. Он быстро переменил тему разговора:
— Не представляю себе, как ты сможешь управлять герцогством, и управлять добротно, отводя на это всего шесть часов в день!
Диармид пожал плечами:
— На то есть советники. Достаточно выбрать надежных людей.
— М-да, все же, я полагал, у тебя, с твоей пытливостью и любовью к знаниям, окажется больше способностей к власти.
— Не надо, монсеньор, — вмешался Диармид. — Лучшее и самое очевидное доказательство моей способности к управлению страной — это как раз именно то, что меня не заботят особенно ни эта страна, ни этот народ.
— Диармид! — воскликнул Ален, потрясенный таким цинизмом до глубины души.
Диармид вновь только пожал плечами:
— Я лишь исполняю свой долг, братец, и у меня нет желания изображать из себя идеального правителя. Ты же, напротив, души не чаешь в народе и готов проводить часы за разрешением дел, для которых требуются всего лишь минуты. — Он встряхнул головой, словно удивляясь непонятливости брата. — В самом деле, не понимаю тебя — и ведь это при том, что у тебя несравненно больше способностей к правлению.