Здесь водятся драконы
Шрифт:
— Чего уж там… — ротмистр сделал маленький глоток, отщипнул кусочек рахат-лукума — Рассказывайте, зачем время терять? А обсудим, и вправду, завтра. Я, знаете ли, серьёзную информацию стараюсь ночью обдумать. Просыпаешься –глядишь, и мыслишки какие-нибудь созреют…
— Тогда ограничимся, пожалуй, кофе. — Вениамин закупорил бутылку и убрал её обратно в буфет.– Соперник у нас, Дмитрий Афанасьевич, будет весьма серьёзный…
— Видал я серьёзных. — Кухарев проводил сосуд задумчивым взглядом. — На разных-всяких насмотрелся, и по уголовной части и по иной.
— Таких не видали. — заверил Остелецкий. — С сэром Фрэнсисом Бёртоном я впервые встретился в семьдесят восьмом, в Порт-Суэце. Я тогда состоял при нашей дипломатической миссии на международной конференции по статусу Суэцкого канала, и этот господин…
Он вкратце поведал
— Беру свои слова назад, Вениамин Палыч. — сказал он, когда Остелецкий завершил своё повествование. — С таким матёрым зверем мне иметь дело ещё не приходилось, куда до него варшавскому ворью или их венским, с позволения сказать, коллегам. Есть, правда, личность схожего калибра… Некий Адам Уорт — не приходилось слышать о таком?[2]
— Нет, ни разу. И что, настолько опасный тип?
— Опаснее некуда. Он, вообще-то американец, во время Гражданской Войны сражался на стороне северян, был ранен шрапнелью при Манассасе. Долго лежал в госпитале, а когда вышел, то придумал весьма оригинальный способ заработка: стал вербоваться в различные полки под вымышленными именами, чтобы получать положенные добровольцам деньги. В конце концов на его след вышли люди из бюро Пинкертона, занимавшиеся розыском дезертиров, и Уорт сбежал в Нью-Йорк. Там он сколотил шайку и занялся делами посерьёзнее — организовывал бандитские налёты, грабил банки и ростовщиков и особо прославился тем, что не только не применял оружия сам, но и запрещал это делать подельникам. «Человек с мозгами — говорил он, — не должен таскать в кармане револьвер, Всегда есть способ, и гораздо лучший, добиться того же самого, просто хорошенько подумав».
— И что же, добивался?
— Ещё как! Самое громкое его дело — ограбление Бойлстоунского национального банка в Бостоне, в шестьдесят девятом. Уорд и его компаньон, взломщик Буллард, которому он годом раньше устроил побег из тюрьмы, сняли дом по соседству с банковским хранилищем, разобрали стену, взломали сейф и вынесли миллион долларов наличными и в ценных бумагах, после чего сбежали в Англию.
Там Уорт взял имя покойного редактора «Нью-Йорк таймс» Генри Раймонда и вскоре сделался некоронованным королём преступного мира Британии и, заодно, половины Европы Дело он поставил на широкую ногу — Уорд планирует грабежи банков, железнодорожных касс, почтовых отделений, просто богатые дома. За полтора десятка лет он создал в Лондоне настоящую уголовную империю; рядовые воры, которых находили для очередного дела через цепочку посредников, никогда ничего о нём не знали и, даже попавшись с поличным, не могли выдать ни самого Уорта ни его ближайших помощников, даже если бы и хотели.
— Н-да, интересный господин… — Остелецкий встал, прошёлся по комнате. — Признайтесь, вам приходилось иметь с ним дело?
— Было пару раз. — подтвердил Кухарев. — Уорт и его преступная сеть работают и по заказу третьих лиц, и не только одних преступников. Вот, скажем, нужно вам подкупить банковского служащего? Проще простого — свяжитесь с Уордом и он найдёт к нему подход. Для некоего дельца требуется опытный взломщик, или фальшивые документы? У Адама Уорта найдётся всё, что нужно и в любой точке Европы. любой вкус. Вот и мне понадобились однажды услуги подобного рода. Уорт всё устроил в лучшем виде — правда и денег взял немало…
Какие именно услуги понадобились Кухареву (а значит, ведомству графа Юлдашева) Остелецкий уточнять не стал. Доверие-доверием, но в ведомстве действовало непреложное правило: каждый знает только то, что необходимо для работы. Сочтёт нужным — сам расскажет, а пока не стоит проявлять излишнего любопытства.
— Я к чему это всё рассказываю… — продолжал меж тем Кухарев. — Бёртон англичанин и, как я понимаю, довольно хорошо известен у себя на родине? Вот я и подумал — что, если мне тряхнуть прежние свои связи и обратиться к Уорду? Не может быть, чтобы он совсем не слыхал а Бёртоне! Заплатим ему, сколько попросит — глядишь, и поможет, по знакомству-то?
— Мысль интересная…. — медленно ответил Вениамин. — Только цена может оказаться выше, чем вы думаете… если этот ваш Уорт вообще согласится. За Бёртоном стоит военно-морская разведка Британии, а связываться с этими джентльменами рискнёт далеко не всякий, будь он даже король лондонского преступного мира. Но… — Остелецкий отхлебнул из чашки давно остывший кофе, — … но может статься, Дмитрий Афанасич, что у нас с вами попросту не останется иного выхода.
[1] Соответствует калибру 11,43 мм.
[2] Бытует версия, что Адам Уорт стал прототипом профессора Мориарти, криминальном гении из рассказов о Шерлоке Холмсе.
V
Индокитай,
аннамская провинция Тонкин.
Долина реки Красная.
Лагерь бурлил, как вскипевший котелок. Или как муравейник, в который ткнули палкой. Проходили в разных направлениях группы вооружённых людей, некоторые в форме кохинхинских стрелков; сновали посыльные, пару раз проволокли старые китайские пушки на самодельных деревянных лафетах. Их доставили в лагерь из разных мест — пушки должны были поддержать нападение на французский укреплённый лагерь Йенбай, защищающий речные подступы к Ханою. Времени терять нельзя, объяснял Казанков своему «штабу», состоящему из старшего офицера «Манджура», Осадчего и Матвея. Французы пока не знают о разгроме речного каравана и пребывают в уверенности, что их позиции ничего не угрожает. Но стоит им получить эти сведения — ощетинятся стволами, штыками, удвоят, утроят караулы, и тогда о внезапности можно будет забыть. Если и бить — то сейчас, убеждал Казанков, и бить изо всех сил, наотмашь. Тогда можно рассчитывать, что в случае успеха в Ханое вспыхнет восстание, которое аннамиты давно уже исподволь готовят — и тогда весь ход войны в провинции Тонкин изменится кардинально.
На успех замысла работало ещё и то обстоятельство, что несколько дней назад все три мореходные канонерки, стоявшие возле французского лагеря на якорях и прикрывавшие своими орудиями подходы к нему, снялись с якорей и ушли вниз по реке, к морю. Почему, зачем? Это как раз и есть самое интересное: пленный французский офицер рассказал, что адмирал Курбэ спешно собирает силы, опасаясь нападения китайского флота.
Откуда китайцы возьмут для этого корабли, пленник не знал. По всему выходило, что неоткуда — разве что Бэйянский флот нарушит, наконец, нейтралитет — а это для любого, хоть сколько-нибудь разбирающегося в политических раскладах империи Цин, представляется крайне маловероятным. По сложившейся много веков традиции, чиновники китайских провинций отнюдь не рвались оказывать друг другу помощь и поддержку, когда в этом возникала необходимость.
Вот и сейчас история повторялась, и в самых неприглядных деталях. Несмотря на то, что в распоряжении адмирала Дин Жучана в главной базе флота, гавани Вэйхайвэй имеется не менее девяти боевых кораблей( в их числе два новеньких, с иголочки, малых крейсера британской постройки в дополнение к трём броненосным «рэнделловским» канонеркам) — до сих пор его участие в боевых действиях свелось к отправке одной-единственной канонерской лодки, на которой адмирал посетил порт Циньчжоу в Тонкинском заливе. Возможно, Дин Жучан (безусловно, талантливый адмирал, известный в том числе и личной храбростью) поступал так по наущению своего покровителя, наместникапровинции Чжили и фактического создателя Бэйянского флота Ли Хунчжана. Но факт остаётся фактом: Курбэ спешно выскребает по сусекам всё, что возможно, чтобы усилить свою эскадру. Значит не вполне уверен в своих силах, но и уступать не намерен — собирается одним ударом покончить с китайским присутствием и в Тонкинском заливе, и на море вообще. Этот шаг позволил бы перейти к осуществлению следующего этапа адмиральского плана: установить «рисовую» блокаду, с целью поставить Китай — весь Китай, не только воюющие провинции! — на грань голода.