Шрифт:
— Это и есть пещера Морока? — спросил Никита, оглядываясь на проводника.
— Да, мауни Никита, он здесь живет, — пророкотал Тхиенцу. Маленькая коническая голова на тоненькой шее, вечно унылые глазки, косо посаженные на согнутых, будто увядших, стебельках, сухонькое, как у жука-палочника, тельце аборигена никак не вязались с рокочущим басом.
— Непрезентабельная она какая-то… — с недоверием пробубнил Илья сквозь лепестковый респиратор.
Вход в пещеру представлял собой узкую неприметную расщелину в рыхлом, сплошь в осыпях, склоне горы. Если бы не проводник, прошли бы мимо и не заметили. Над осыпями слева и справа от входа курились тоненькие струйки сернистого газа, но воздух в расщелине был чистым. По крайней мере, так казалось со стороны.
— А ты ожидал увидеть над входом надпись: «Здесь живет Морок»? — фыркнула Наташа.
— Я другого ожидал, — спокойно возразил Илья. Он включил шевронник на предплечье и прокрутил на дисплее картографическую съемку отрогов Гайромеша. — В отчете стапульцев сказано, что вход в пещеру Морока находится на северо-западном склоне горы Аюшты, а мы сейчас на северном склоне. Как это понимать?
Все посмотрели на проводника.
— Морок открывает вход в пещеру там, где ему заблагорассудится, мауни Илия, — многозначительно пророкотал Тхиенцу.
Я стоял в стороне и не вмешивался в разговор. Именно из-за этой особенности найти вход в пещеру без проводника было невозможно. Никита с Наташей этого не знали, зато Илья знал. Знал, но на всякий случай проверял, насколько мифы соответствуют действительности. Желающих попасть в пещеру много, но далеко не для всех среди мэоримешцев находился проводник. Для первой экспедиции стапульцев проводник нашелся, а для всех последующих — нет. А когда стапульцы попытались обнаружить пещеру без проводника, у них ничего не вышло. Не помогло ни структурное сканирование горы Аюшты, ни акустическое зондирование. Результаты получались странными, как будто не только гора, но и весь горный массив Гайромеша представляли собой монолитное базальтовое образование, в то время как при бурении на глубину до двух километров в кернах ни разу не встретилось и крошки базальтов. В основном гиббситы, бемиты и гипсы с большой долей пиритов, халькозинов, антимонитов и сфалеритов.
— Если так, тогда идем, — сказал Илья и шагнул к пещере.
— Ребята, погодите, — попросила Наташа. — Давайте привал устроим. Пять часов на ногах.
— Можно и передохнуть, — согласился Никита. — Кто знает, что ждет нас в пещере.
Илья насупился. Два года он ждал этой минуты и больше ждать не хотел.
— Вам не надоело дышать через тряпочку? — язвительно заметил он.
— Надоело, — буркнул из-под лепесткового респиратора Никита. — А ты надеешься, в пещере воздух чище?
— Уверен.
— Это ты из каких источников почерпнул?
— Из отчета стапульцев.
Илья привирал. В отчете стапульцев информация о составе атмосферы в пещере отсутствовала. Лишь в некоторых легендах встречались упоминания о «благоуханном», «сладком», «божественно чистом» воздухе.
— Там темно, — возразила Наташа, — а мы устали. Лучше начинать спуск на свежую голову, после отдыха.
— И это правильно, — согласился Никита, сбрасывая рюкзак с плеч. — Отдохнем часок, перекусим, чтобы, так сказать, с новыми силами… — Он приосанился и гаркнул: — Вольно! Личному составу оправиться и приготовиться к приему пищи!
— Никита, прекрати! — возмутилась Наташа.
— Простите, мадам, казарменное воспитание, — извинился Никита. Нигде он не служил, казарму в глаза не видел, но бравировать солдафонскими шутками любил.
— Никакого приема пищи, — недовольно сказал Илья, нехотя снял рюкзак и сел на него. — Пятнадцать минут отдыхаем и — вперед. Кто хочет, может попить.
— Это почему есть нельзя? — удивился Никита, несмотря не худобу, любивший поесть.
— Потому. — Илья кивнул в сторону сернистых испарений. — Отравишься, возись потом с тобой.
— И это правильно, — передразнивая Никиту, сказала Наташа. Она поставила рюкзак у валуна, села на землю, оперлась о рюкзак спиной, вытянула гудящие ноги. — Ох, хорошо…
За компанию присел на корточки и Тхиенцу, облокотив сухие руки с длинными узловатыми пальцами о мосластые колени, и стал похож на неаккуратную вязанку хвороста. Один я остался стоять.
Никита достал из кармана рюкзака флягу с водой, просунул под лепестковый респиратор трубочку, напился.
— Фу, — поморщился он. Просовывая трубочку, он запустил в щель сернистый газ. — Воняет здесь, как в сортире.
— Казарма, — устало констатировала Наташа.
— Сколько тебя учить, что трубку под респиратор просовывают на выдохе? — недовольно заметил Илья.
— Больше не надо, — кивнул Никита. — Лучше один раз попробовать, чем десять раз услышать.
«Дураки и на своих ошибках не учатся», — подумал я, но вслух ничего не сказал. Я вообще редко говорю, а если говорю, то исключительно по делу. К чему пустопорожний треп? По большому счету все они были дураками. Кроме Тхиенцу, разумеется. Он — проводник. Что касается меня, то обо мне разговор особый. Никто не считает себя дураком. А изречение: «Дурак, считающий себя дураком, уже не дурак» — от лукавого.
Тхиенцу сидел неподвижно, и только глаза на стебельках неторопливо, как синхронизированные локаторы, перемещались с Никиты на Илью и обратно. Туда-сюда, туда-сюда.
Никита посмотрел на проводника, отвернулся, снова посмотрел.
— Чего глазками бегаешь? — не выдержал он. — Гадить, что ли, на корточках собрался?
— Никита, сколько можно? — поморщилась Наташа.
— Один из вас не должен идти в пещеру, мауни Никита, — ровным, безэмоциональным голосом пророкотал Тхиенцу.
— Это почему?
— Один из вас Лишний, мауни Никита.
Никита посмотрел на Илью, перевел взгляд на Наташу и криво усмехнулся. Он был уверен, что она никогда ни на кого его не променяет. И по-своему был прав.
— Да пошел ты… — незлобиво отмахнулся он, но крепкое слово на всякий случай не употребил. Иногда он жалел Наташины уши.
Илья делал вид, что не прислушивается к разговору, а читает с дисплея на предплечье выдержки из легенд рас Галактического Союза о пещере Морока. Насчет того, кто из них Лишний, он имел иное мнение. Мне же было абсолютно все равно, кто из них Лишний. Сами разберутся.