Здоровенный ублюдок Поттер 2
Шрифт:
— А нас-то за что? — спросил Кай оскорблённо.
— Наши тоже пустили ракеты, братец, — вздохнул Гарри. — Иногда у меня складывается впечатление, что они вообще не думают.
— Нет, думают, — не согласился с ним Кай, — но только жопой. Можно ведь было просто жить в мире…
— Нельзя было, — вступила в разговор тётя Гортензия.
— Почему это? — заинтересовался Кай. — Какие могут быть причины воевать с десятимиллионной армией?
— Такие, что пока вы просто жили, ходили в школу и росли, в СССР происходили очень резкие изменения, — ответила тётя Гортензия. — По необъяснимым для Запада причинам в СССР начался бурный экономический рост, начались радикальные
— К светлому будущему? — скептически спросил Гарри.
— Вряд ли светлое будущее наступит так скоро, — с грустью вздохнула Гортензия. — Но то, что теперь, однозначно, будет лучше — это факт. У социалистических стран существенно меньше причин воевать между собой.
— Но ведь воевали! — зацепился Гарри.
— Ты про китайско-вьетнамскую войну? — уточнила Гортензия. — Причины были сугубо политическими.
— И в чём разница? — усмехнулся Гарри. — Война — это война, по каким бы там причинам она ни началась.
— Все капиталистические войны имеют одну причину — экономика, — объяснила тётя Гортензия. — В случае с китайско-вьетнамской войной имел место страх. Китай боялся, что СССР, который, опять же, сугубо по политическим причинам и своему видению путей к коммунизму, отмежевался от Китая, начал обкладывание его государствами-саттелитами, что, в случае большой войны, будет очень опасно. Но, как выяснилось позже, ничего такого в СССР всерьёз не планировали. Ещё сказалась политическая борьба за лидерство в социалистическом сообществе, но тут, что уж сказать, Китаю ловить было нечего. Правда, Мао так не считал. Собственно, эти политические, а не экономические, противоречия послужили причиной для китайско-вьетнамской войны. Не экономика, ещё раз говорю. А в случае с капитализмом ничего не важно, кроме денег. И ты, Гарри, знаешь об этом, как никто другой.
— Блин, я же золото не выложил! — вдруг вспомнил Гарри. — Фу-у-ух, хорошо, что не выложил!
Это, конечно, значило, что чарам на его рюкзаке придёт безальтернативный конец, но зато золото при нём.
— Так что, ракеты были пущены ради денег, — продолжила тётя Гортензия. — И люди сейчас умирают тоже ради денег. Многие сотни тысяч умрут, прежде, чем будет установлен мировой социалистический порядок. Это война, которая положит конец всем войнам.
— Где-то я это уже слышал, — усмехнулся Гарри. — Кажется, так говорили про Первую мировую.
— На этот раз, всё серьёзно, — ответила тётя Гортензия.
— Нет, на словах всё это, конечно, красиво, — Гарри свернул на перекрёстке в порт. — Только пока лично не увижу, хрен поверю, что коммунисты что-то смогут поделать с человеческим фактором. Люди хотят быть богаче, влиятельнее и сильнее других. Что об этом говорит Маркс? Я «Капитал» не читал, но он лежит у меня в сумке, всё никак руки не доходят, но я уверен, он обошёл тему того, что делать с людьми. Что
— Система замены классических мотиваторов уже разработана и, в тестовом режиме, внедряется в столицах СССР и КНР, — ответила она. — Поверь, Гарри, мы сейчас ближе к коммунизму, чем когда-либо. Если всё пройдёт успешно, то, в течение следующих двадцати лет, произойдёт полный отказ от денег.
— То есть денег совсем не будет? — скептически вопросил Гарри. — А как же золото? А как же материальные ценности?
— Это долгая история, чтобы успеть рассказать её до приезда, — вздохнула тётя Гортензия. — Сам увидишь всё, если выживем.
— Да, вроде как, мы вырвались, — не понял Гарри.
— В Белфасте есть свой ковен вампиров, — ответила она. — Возможны проблемы и там.
— Засада… — процедил Гарри. — Куда ни сунься — везде какие-то проблемы.
— Когда мы победим, проблем, со временем, станет существенно меньше, — уверенно произнесла тётя Гортензия.
— С трудом верится, — сказал на это Гарри. — Всё-таки считаю, что бабки ничем не заменить. Бабки — это, курва их мать, бабки! Тысячи лет всё делалось бабками и ради бабок, а тут появляются какие-то коммунисты и находят решение! Ха! А что делать с теми, кто не хочет отказываться от старой жизни?
— Таких меньшинство, — ответила на это тётя Гортензия.
— И, как всегда, в стиле коммуняк, пожертвуем желанием меньшинства ради желаний большинства, да? — саркастически усмехнулся ей Гарри.
— А у нас разве иначе? — резонно возразила она.
— В смысле? — снова не понял Гарри.
— Вот есть в Британии меньшинство, социалисты, — объяснила Гортензия. — Их желаниями пренебрегли в угоду большинству, выходит так?
— Ну, так-то… вообще-то… — зашёл Гарри в тупик. — Эта задача не имеет решения.
— То есть, когда мы приходим к моменту, где коммунистов гноят в тюрьмах, преследуют, убивают — это задача не имеет решения? — усмехнулась тётя Гортензия. — А когда это делают коммунисты — ага, я так и знал, проклятые ублюдки хотят загнать всех в лагеря и медленно убить?
Гарри не нашёл, что ответить.
— Помни Гарри: всякий антикоммунист — сволочь, — добавила тётя Гортензия.
— Это ещё почему? — буркнул он.
— Потому что, изначальная идея коммунизма — освобождение человечества, — объяснила тётя Гортензия. — До этого ни один строй не предполагал социального равенства и социальной справедливости, а также не закладывал в своей основе освобождение человечества. Всегда были угнетаемые, где угодно, хоть в феодализме, хоть в капитализме. Ты против социального равенства и социальной справедливости? Ты против освобождения человечества?
Это был ловкий демагогический ход, который Гарри просчитал, но контраргумента у него не было.
— Ну, вообще-то, если, в целом, не против, — признался Гарри. — А антикоммунисты, получается, против социальных равенства и свободы?
— Антикоммунисты, выступающие против этого строя, также выступают против этих идей, — улыбнулась тётя Гортензия. — В идеале, коммунизм — это наиболее справедливая форма социального строя. Только вот рецептов его достижения ни у кого нет. Зато есть социализм — нечто близкое к коммунизму. По сути, коммунизм — это высшая форма социализма, как империализм — высшая форма капитализма. И человечество, в лице развитых стран Запада, приложило невероятные усилия, чтобы достичь империализма, хотя, если подумать, это было очень и очень непросто. Так почему бы всем вместе не попытаться достичь высшей формы социализма? Запад этого очень не хотел, но он сам выбрал свою судьбу.