Здравствуй, 1984-й
Шрифт:
В райцентре кинотеатр раза в два больше, чем наш поселковый. Подхожу к кассе и покупаю два билета на последний ряд, по сорок копеек каждый. До сеанса еще два часа.
– Ты зачем последний ряд взял? Там видно плохо будет, – не понимает моих мотивов Шурка.
– Ты меня сейчас разглядывай, а то в темноте посмотришь на мою страшную рожу и испугаешься, – мстительно говорю я.
– То-о-олик, ну не обижайся, я всегда такая дурочка эмоциональная, что вижу, то говорю.
Ты не красавец, но у тебя свой шарм. И такие сильные руки!
– Ты как акын, что вижу, то пою, – оттаиваю я и
– Ай, уронишь, – возмущается Шурка.
– Тут не высоко, вот если тебя на шею посажу, там и ушибиться при падении можно, – говорю я, опуская девушку на землю.
– Не надо на шею, я в юбке, – немного краснеет она.
– Да не буду, а то посадишь такую на шею, потом всю жизнь не слезет.
– О! Кафе-мороженое! Зайдем? – загораются глаза у наездницы.
Мы заходим в кафешку. Ну, как кафешка? Помещение, где один длинный барный столик с барными же стульями с другой стороны. В меню молочные коктейли и мороженое с разными добавками. Беру все меню, коктейли и по мороженому. Себе взял с орехами. Сидим, общаемся.
– Я никогда командировочные не получала, а так хочется, – признается Александра. – А на что ты их потратишь?
– Как жена прямо спросила. В Фонд мира сдам, очень много разных парней и девушек в Африке лишены вследствие колониальной политики Запада доступа к учебе. А Фонд мира поможет им получить образование в СССР, – мелю всякую чушь я, разглядывая бюст и оголившиеся от сидения на высоком барном стуле ноги девушки. – Знаешь, как капиталисты хищнически подходят к развивающимся странам и к своим колониям? Вот взять, к примеру, самое маленькое государство мира – Науру. Небольшой остров в двадцать пять квадратных километров, состоящий целиком из фосфоритов. Капиталисты добывали там ресурсы, и сейчас остров выглядит как Хиросима после взрыва атомной бомбы. Деньги потрачены на разные глупости и скоро к ним придет бедность.
– Анатолий, ты молодец! – целует меня в губы Шурочка, обдавая ароматом клубничного варенья, а ее руки сильно сжали мои бедра по бокам. – Мы можем вместо кино ко мне в гости сходить, все равно родителей нет дома.
«С юмором у нас совсем плохо, зато с идеологией на отлично», – понимаю я. Но главное – она сама меня целует и лапает. И что, за якобы сданные в Фонд мира деньги, невесть какие, и жалость к неграм она мне даст? Знал бы я такой расклад в прошлом теле в детстве, то учил бы историю КПСС с двенадцати лет, и у меня бы от зубов отскакивало.
– Да в задницу и Зиту, и Гиту, видел я этот фильм, а вот у тебя в гостях не был ни разу. Надо только мороженое докушать и тортик купить, – радуюсь я.
– Толя! Говори культурно, ты же не двоечник какой.
– Вообще-то двоечник, но буду стараться, – обещаю я.
– Я руки помою, – убегает перепачканная мороженым девчонка.
– Аа-а, ммм-м, – ору я.
Гребаные орехи доломали мне зуб, и он переломился по месту пломбирования. Жуткая боль пронзила челюсть, даже в пот бросило. Ну, Штыба, ну сволочь, зубы не чистил, а я страдай. Был у Толи один рассверленный донельзя зуб, заляпанный пломбой. Стоматологи этих времен особо бережливостью по отношению к зубам озабочены не были и сверлили с размахом, оставляя лишь тонкие стенки. Коновалы как есть. Но без них мне сейчас никак.
– Толя, что с тобой? – испуганно говорит Александра, видя мою скривленную рожу.
– Зуб сломал с пломбой, болит очень, – сквозь боль отвечаю ей. – Обломились мы и с кино, и с тортиком.
– Испугался, что ли? Тогда пошли в кино, не буду тебя больше целовать, – по-своему понимает мой отказ Шурка.
– Ничего не испугался! Шурок, что делать, а? Куда идти тут? Есть где дежурная штоматология?
– Есть, – фыркает Шурок. – В Новочеркасске. А тут только поликлиника, и попасть туда трудно.
– Идем, а? С острой болью, может, возьмут?
Моя подруга, видя мои муки, меняет гнев на милость и ведет меня в местный «дом пыток», причем в поликлинику детскую – я же еще ребенок. Как вспомню свое детство в другом теле, так вздрогну – сверлили часто и всегда без обезболивающих, которые ставили только в редких случаях, мордатые тети и здоровые дяди лезли разными страшными штуками в рот. Одноразовые иглы? Ха! Анестезия? Два раза ха-ха! В другой, взрослой жизни, я ходил только в дорогие платные поликлиники, там и отношение другое было к пациенту.
Помню, как-то пришел зуб лечить, а там врачиха, миловидная женщина лет тридцати так терлась при лечении своими сиськами об меня, что я возбудился, как конь. Не знаю уж, я ей понравился, случайно ли или такова политика клиники, но я о своих детских страхах забыл, и даже пожалел, что всего один зуб лечить надо. Вот и сейчас, вспоминая этот пикантный эпизод, я немного прогнал боль и не выглядел в регистратуре как малолетний нытик. На удивление попасть на прием удалось сразу, не из-за высокого сервиса, а по причине возникновения окна в записи к доктору. Не удивлен я, таких окон должно быть много при таком отношении к пациентам.
– Ты иди, а я скоро! – говорит Шурка. – Сбегаю, билеты сдам на фильм. Все равно тебя раньше чем через полчаса не выпустят.
Захожу в кабинет. Кожаное коричневое кресло с наклоненной спинкой для принятия положения полулежа. С одной стороны у него подлокотник и плевательница с фонтанчиком, с другой все ровно, чтобы удобнее садиться было. Напротив кресла лампа, светящая не только в рот, но и в шар (глаз). Вижу и главное орудие пыток – советскую бормашину – ящик голубоватого цвета с зеленой лампочкой «сеть». Вспоминаю, что бормашина имеет ременную передачу, и все вибрации ремня передачи конструкции отлично ощущались пациентом во время сверления зубов. Еще, как правило, сверление происходило на весьма низких оборотах (из-за хренового КПД системы в целом), что также добавляло непередаваемых ощущений. Стало очень тоскливо.
Заходит в кабинет губастая тетка лет сорока с властным выражением лица.
– Что стоим? Кресло видишь? Садись, – безапелляционно заявляет она. – Кеды сними только. Лезут в обуви, ничего не понимают. Ну и молодежь пошла.
Безропотно устраиваюсь в кресле, а тетка будто бы специально включила машину на сверление, проверяя работу, а может, запугивая меня.
– Мне удалить зуб надо, можно не сверлить, – пытаюсь сразу поставить условия я.
– Ты посмотри, какой у нас тут умник. Ты врач? – почти орет мучительница.