Здравствуй, 1984-й
Шрифт:
Так-с, бабуля вернулась, пойду, сполоснусь в летнем душе. Водичка уже теплая в баке над душем, и я с удовольствием моюсь целиком. Трусы и фирменные шорты – единственные вещи, которые я захватил с собой, не оставив на хранение племяшу Виктора Семеновича. Полотенца нет. Ерунда, так высохну. Застирываю и вешаю на веревку ношеные трусы и сожалею, что не купил купальные плавки в «Березке». Забыл. Хотя в Красноярске, может, только моржи купаются?
Иду во двор, чуть не запинаясь о мотоцикл «Восход», который
– Фу, Снежок! – кричу псу, который затаился около калитки и кого-то караулит.
Такая у меня паскудная псина – обычно не лает, пока гость не зайдет, сидит тихонько, но как только шаг во двор сделан, он тут как тут – и рычит, и лает, и встает на лапы во весь свой громадный рост, не кусает разве только. Обычно неожиданным гостям и этого хватает. Вот и сейчас он явно кого-то заприметил около калитки и ждет своей порции удовольствия. Хватаю с еще одной бельевой веревки полотенце и шлепаю по псу в засаде, тот, озираясь, обиженно скулит.
– Кто там у калитки? Отзовись, а то я сейчас копье брошу, – кричу фразу из популярного мультфильма, который я уже взрослым смотрел с удовольствием.
– Сдурел, Штыба! Какое копье? Это я, – кричат мне из-за ворот… Веркиным голосом!
– Кто я? – придуриваюсь спецом, чтобы позлить обломщицу.
– Я, Вера Архарова, – уже зло отвечают мне. – Открывай. Ой, погоди.
– Ты чего тут стоишь? – открыв калитку, реально вижу свою красотку-одноклассницу, которая быстро разогнулась из состояния поклона.
– Чего-чего, к тебе пришла, – обиженно говорит Верка, тем не менее с интересом разглядывая мой торс и то, что ниже. – А прикольные шорты у тебя, фирма?
– Фирма, фирма. Раз пришла – стучись. Чего стоять на улице-то? Заходи.
Открываю калитку пошире, отпихивая любвеобильного Снежка ногой – на друзей хозяев он кидается не с целью напугать, а с целью зализать до смерти. Тоже не самая приятная смерть, я вам скажу.
– Машина меня обрызгала, вот стою ногу оттираю, не идти же к тебе грязной, – пояснила она.
Действительно, на одной ноге девушки виднеются бурые разводы, которые я быстро вытираю полотенцем, опустившись на одно колено. Вид при этом мне открывается изумительный – ножки чуть ли не до бедер.
– Ну, заходи, – говорю ей. – Теперь ты чистая. Если хочешь, могу попросить Снежка облизать.
Снежок стоит рядом и всем своим видом выражает готовность справиться с порученным заданием.
– У меня дело секретное. Ты один дома? – удивляет одноклассница.
– Бабка дома, но она нам мешать целоваться не станет.
– С ума сошел? Какое целоваться?! Я хочу коньяк у тебя попросить, ну, купить в смысле.
– Вера заходи, не гневи меня, ты тут уже весь трафик движения остановила, пока нагибалась и ногу вытирала. Вот смотри, около магазина зрители стоят, бьюсь об заклад, уже все прохожие оценили твой вид сзади, – злюсь я.
– Ой!
Вера, обернувшись и увидев с десяток человек, стоящих в очереди в вино-водочный, быстро зашла во двор.
– Козлы они! А что такое «трафик»? Так продашь или нет? Мне две бутылки надо. А поцеловать поцелую, я не забыла. Некогда просто было, – говорит мне в спину Архарова, семеня за мной по направлению к дому.
На кухне нас радушно встретила бабуля, заставив меня идти одеться и не позориться перед гостьей, а Верке налила чаю с маленькими пирожками с маком. Я возвращаюсь через пару минут, а бабули уже нет в доме – решила нам не мешать. Можно подумать, мне что-то обломится? Вера сидела и поглощала пирожки один за другим. Я вздохнул, с маком – мои любимые, а тут такой хвост упал. Не кормят, что ли, ее дома?
– Вкушно. Так дашь? – прожевывая, спросила Вера, глядя на меня своими красивыми глазами с пушистыми ресницами и поглаживая ногой мою коленку.
Зараза!
– Зачем тебе литр коньяка, колись? Если ты по трезвяне меня не можешь поцеловать, и тебе литр нужно перед этим скушать, так я тебе твое обещание прощаю, – подкалываю я ее.
Верка соскакивает с табуретки и, крепко обхватив двумя ладошками мою голову, целует в губы. Поцелуй длится секунд пять, не меньше.
– У тебя что, все мысли об этом? – хихикнула она, садясь обратно. – На мой день рождения надо, ты что, не помнишь? У меня он через неделю в пятницу двадцать седьмого.
– Откуда я могу помнить? Можно подумать, ты меня хоть раз звала, – удивился я без задней мысли, а Архарова застеснялась этого факта.
– Ну вот, я и тебя приглашаю. Только ты Николая не бей больше, он до сих пор обижается.
– Не могу я прийти, я двадцать седьмого уже на поезде буду ехать из Ростова в Красноярск, а коньяк сейчас принесу и бесплатно – подарок тебе будет.
Возвращаюсь из заветной сарайки, где уже показали дно запасы коньяка, и отдаю, завернув в газету, спиртное Вере.
– Спасибо! – меня целуют на этот раз в щеку. – Это, конечно, не духи французские, как Фарановой, но я и не такая красивая, как она.
– Я так-то два флакона привез, один тебе хотел, но пришлось Зине отдать, нашему комсоргу, они обе пришли ко мне прощаться, а ты пропала тем более где-то, – сдуру ляпнул я и тут же пожалел.
– Что-о-о? Мои духи этой рыжей-бесстыжей кошке? И ты спокойно это говоришь? – Вера превратилась в фурию.
– Она не бесстыжая, нормальная, – возмущаюсь я, пытаясь перевести тему.