Здравствуй, мишка!
Шрифт:
Конечно, я не задумывался бы, как быть: возвращаться или переплывать весенний ручей, не будь со мной тяжелого рюкзака, — тогда бы я очень скоро форсировал водную преграду. Но рюкзак на себе с берега на берег через буйную полую воду не переправишь, и пришлось мне, вооружившись топором, наводить через Менев ручей первую в этом году переправу.
Рядом с ручьем не было подходящего леса, а из худосочной, ломкой ольхи ни плота, ни моста не сделать, и я принялся разыскивать по ручью бревна, унесенные полой водой.
Бревна по течению унесло далеко. По одному я вылавливал эти бревна, плавил их вверх по течению,
Наверное, после нескольких часов возни с мостом и полагалось мне немного передохнуть, но я напрочь отказался от отдыха, посчитав, что на ходу, да еще под рюкзаком, я скоро избавлюсь от леденящего изнутри холода. Шел я быстро. В лесу еще местами лежал снег, осевший, жесткий сверху, ноздреватый — зима еще оставалась в лесу под ельниками, в канавах, — а рядом со снегом, на местах повыше и посветлей, уже цвели первые фиалки. Черемуха только-только набирала лист и стояла будто в зеленом тумане. Вокруг пели птицы, пели неумолчно, громко. Я шел через туман ожившей черемухи, через бесконечные птичьи песни и тоже негромко пел. Долгая зима, ожидание встречи с лесом остались позади. И вот она, эта встреча. Вот он, лес! Вот эта дорога, знакомая до мелочей, старая, трудная, лесная дорога, которая в прошлом году увела меня, пожалуй, навсегда в тайгу...
Почти сразу за Меневым ручьем на дороге лежали следы небольшой медведицы и двух крохотных медвежат. Медведица вышла на дорогу по сухой грядке и шла впереди меня в сторону Собольей пашни. След тянулся по дороге километра три. Медведица шла не спеша, обходила лужи, грязь. Медвежата топали рядом, то слева, то справа от матери, и тоже не лезли в воду, а выбирали место посуше, и только там, где маленькому зверенышу не удавалось удержаться на скате или на свале дороги, видел я скользнувшие к луже небольшие лапки-следы будущих хозяев тайги.
Медвежья семья добралась благополучно до Собольей пашни и свернула с дороги. В том году здесь я ни разу не встречал медвежьего следа. Откуда сейчас взялись здесь эти звери? Почему забрели к самому Меневу ручью и почему раньше, ни вчера, ни позавчера, не выходили на эту дорогу — других, прежних следов на дороге не было. Куда отправилась эти звери, что искали они: пищу или присматривали для себя новый дом, осваивали новое хозяйство?
До Пашева ручья медвежьих следов я не встретил. У ручья я остановился отдохнуть. Здесь в прошлом году я всегда встречал следы Хозяина, здесь видел иногда этого большого сумрачного медведя. Хозяин тоже должен был давно подняться из берлоги, но ни старых, ни новых следов Хозяина у Пашева ручья я не обнаружил. Не было знакомых мне отпечатков лап и на Прямой дороге, хотя вода с дороги уже сошла, и след мог бы остаться на обветрившейся лесной грязи...
К вечеру добрался я до Вологодского ручья, где когда-то в первой своей дороге пережидал ночь у дымящегося сырого костра. Я спустился к ручью, умылся; достал из рюкзака хлеб, сало, сахар, а после ужина внимательно осмотрел всю поляну, перешел по мосту на другую сторону ручья, прошелся по дороге и опять не отыскал знакомых мне медвежьих следов. А ведь в прошлом году здесь бродила медведица с медвежатами. Я встретился однажды с этой серьезной мамашей, почти столкнулся с ней нос к носу, но мы мирно разошлись. Неужели и этот зверь покинул свое прежнее хозяйство и тоже куда-то ушел?
Ночевать у Вологодского ручья мне не хотелось. На тайгу опускались теперь каждый вечер белые светлые ночи, и, застань меня в пути такая ночь, я вряд ли бы заплутал в дороге. Сейчас, когда лесная деревушка и мое озеро были совсем близко, я не мог больше откладывать встречу. Звал меня тут же продолжить путь и тот небольшой медведь-медвежонок Черепок, которого в прошлом году угощал я рыбой и сухарями.
Неужели и он расстался со своим «домом» и тоже куда-то переселился?
К поляне, где встречались мы с Черепком, я подходил тихо. Оставил на дороге рюкзак и, будто шел на тайное свидание, все время останавливался и внимательно выслушивал вечернюю тайгу... Вот он, прошлогодний пенек, где оставлял я медведю угощения. Здесь, за кустами черемухи, я прятался и, осторожно выглядывая из кустов, наблюдал первый раз за своим будущим другом.
Нет, Черепок не покинул свою поляну, вспомнил ее после зимнего сна и вернулся в свой «дом» — вот его следы, недавние, не очень большие. Он снова крутился у муравейников, что-то искал на краю леса. Здравствуй! Ну здравствуй, мой Черепок!
Как мне хотелось тогда остаться здесь до утра, подождать и, может быть, увидеть своего старого знакомого! Узнает ли он меня или нет? Не испугается ли?
А может, он уже так подрос и стал таким серьезным, что напрочь откажется от нашей прежней полудетской дружбы и встретит меня сердитым рыком?
Наверное, я все-таки заночевал бы на Черепове, если бы тут же на краю поляны не встретил еще один медвежий след.
След лежал глубоко на сырой земле. Тяжелый, большой зверь быстро перешел дорогу на широком шаге.
Потом шаг сменился рысью, а рысь перешла в прыжки. И почти тут же я отыскал следы лосихи.
Острые следы лосихи глубоко врезались в сырой мох — лосиха уходила от медведя, а следом за ней тянулся совсем еще маленький теленок. Теленок появился на свет недавно, еще не научился резво бегать, но теперь ему приходилось спасаться от врагов.
Маленькие неуклюжие копытца лосенка неосторожно срывали на ходу мох. Наверное, теленок еще и спотыкался, прыгая следом за матерью. У реки под елями лежал снег, и на этом последнем снегу, как на листе бумаги карандашом, были четко оставлены следы лосихи, следы медведя и последние следы выбившегося из сил лосенка. Перед рекой лосенок ковылял впереди матери — лосиха, видимо, подталкивала его впереди себя носом. У самой реки, перед водой, мать и теленок замешкались, и медведь настиг их…
У реки на снегу осталось месиво медвежьих следов, остались пятна крови и оброненные шерстинки новорожденного лосенка. Лосиха, перескочив реку, ушла в лес. Медведь перетащил лосенка через завал и пошел куда-то вниз по реке. Дальше я не стал разбирать следы.