Здравствуй, мишка!
Шрифт:
Недавняя лесная трагедия, прочитанная по следам, гибель несмышленыша-лосенка будто погасили во мне всю мою весеннюю радость. Я сразу почувствовал, что устал в дороге, и последние километры пути к лесной деревушке показались мне очень тяжелыми.
Знакомая деревушка открылась мне с холма сразу, будто кто-то долго скрывал ее от меня, а потом вдруг, сжалившись надо мной, открыл наконец занавес. Темный вечерний лес сразу отступил, и его сменили кустарник и редкие березки, что спускались вниз с холма к последнему ручью на моем пути.
Сейчас за поворотом я увижу мостик через этот ручей, а там останется мне преодолеть всего каких-то триста —
Мостик через ручей выглянул за поворотом, и тут мне показалось, что березка, стоявшая у ручья сразу за мостиком, покачивается без ветра.
Березка качнулась последний раз и замерла. Я не мог ошибиться: деревцо, видимо, кто-то задел и оно действительно только что качалось. И тут совсем неподалеку услышал я легкий треск сучка. Этот треск-щелчок был знаком мне, я не забыл его за долгую зиму, услышал этой весной первый раз здесь, у ручья, и точно знал, что от мостика по берегу ручья уходит сейчас от меня медведь.
Медведь был только что на дороге и только что ушел в кусты. Может быть, это тот самый зверь, который совсем недавно свалил лосенка? Нет, я не боялся медведя, хотя знал, что весенний голодный медведь обычно не расположен ни к каким шуткам — мне просто не хотелось тогда еще раз остро вспоминать, что те самые звери, которые так покладисто приняли меня в прошлом году в лесу и казались мне самыми мирными соседями, все-таки звери со своей природой и со своими законами, и что сейчас после берлоги, голодные, рыщут они по лесу в поисках пищи, охотятся за лосями, отбивают у лосих новорожденных лосят и жадно рвут клыками сваленную добычу.
Это была правда таежной жизни. Но в прошлом году по летнему времени, когда медведи бродили по ягодникам, эта правда не встретилась мне, не показалась так остро, как сейчас...
За мостиком около березки, что покачивалась у меня на глазах, я увидел следы медведицы и медвежонка и немного успокоился, вспомнив, какими смешными и занятными бывают маленькие медвежата.
Медвежонок, который следом за матерью только что перешел мою дорогу, родился в этом году, выбрался по весне из своего темного зимнего жилища и первый раз увидел свет дня, свет солнца.
И теперь, семеня рядом с матерью, познавал он на каждом шагу новый для себя мир.
Наверное, этот зверек еще не знал, что у него тоже есть враги, что врагом может быть человек такой же, как я. Наверное, на этот раз он даже не ухватил запах человека.
О близости человека, узнала, пожалуй, только его мать, а медвежонок по-своему верил матери и теперь поспешно улепетывал следом за ней подальше от опасного места.
Медведица и медвежонок подошли к ручью — это все я узнал по следам, чуть выждав и чуть отпустив вперед напуганное медвежье семейство. У ручья медведица остановилась и осторожно вошла в воду. Наверное, медвежонок был еще слишком мал, чтобы самостоятельно преодолеть водную преграду, и матери пришлось переносить его через ручей, ухватив зубами за шиворот — следы медвежонка оборвались на берегу ручья, не спустились к воде и появились на другой стороне тоже не у самой воды.
Перебравшись через ручей, медведица быстро пошла к лесу, малыш несся впереди матери, и я то и дело видел, как следы медвежонка накрывала лапа медведицы.
Семейство направилось к Могову болоту, на север, где в прошлом году я не встретил ни разу медвежьих следов. Неужели эти звери обоснуются там и мне представится тогда случай познакомиться с еще одним хозяйством тайного Медвежьего Государства?
Уже в деревне у самого своего дома, чуть ли не рядом с крыльцом, встретил я следы еще одного медведя. Медведь пришел в деревню оттуда, где в прошлом году обитал доверчивый и сговорчивый зверь, которому я сразу дал имя Мой Мишка.
Зверь обошел пустую деревню по задам, ничего интересного для себя там не нашел, прошел степенным шагом по улице под окнами домов, разгреб кучу рыбных отбросов, оставленных по весне Василием, и отправился обратно в ту же сторону, откуда явился. Я разбирал медвежьи следы, оставшиеся в деревне, сравнивал их со следами знакомых мне по прошлому году медведей и совсем точно мог сказать, что на разведку в деревню приходил именно Мой Мишка.
Значит, ты жив, Мой Мишка. Значит, благополучно перезимовал, дождался весны и не забыл свои прежние владения.
Ночью я сушил у печки одежду. В доме было сыро и пахло после зимы мышами и какой-то прелью.
Я долго топил печь, пил чай, слушал за окном бульканье и чуфыканье тетеревов, что расположились широким весенним током прямо напротив моего дома, вспоминал всю сегодняшнюю дорогу по лесу и разгадывал новые загадки моих соседей по тайге, моих старых знакомых — бурых медведей.
Я пытался представить себе, как выходили медведи из берлог, как, голодные, отправлялись они на поиски пищи, как забывались на это время старые «дома» и прежние незыблемые границы летних хозяйств. Может быть, до сих пор где-то бродят по тайге и Хозяин и Мамаша со своими подросшими медвежатами, разыскивая корм — вероятно, поэтому я и не отыскал их следов на старой лесной дороге. Но скоро медведи должны набраться сил, откормиться — ведь скоро совсем у них начнется гон. Что произойдет в лесу тогда?
Гон
Пожалуй, до конца своих не всегда спокойных дней я буду помнить 30 мая 1966 года. 29 мая я занес в лесную деревушку свой второй рюкзак. По пути в лес я снова не встретил следов Хозяина, не отыскал и следов Мамаши — звери еще не вернулись в свои прежние владения. Ночью я спал плохо, торопился вернуться обратно за последним рюкзаком. Еще только-только взошло солнце, а я уже миновал Черепово и быстро вышагивал к Вологодскому ручью. И там, где в прошлом году бродила знакомая мне семья, потянулись передо мной ходкие следы зверя. След был большой, но узкий, и я мог достаточно точно определить, что впереди меня по дороге, где-то совсем недалеко шла медведица.
Животное вышло на дорогу сразу за Череповым. След на глазах затекал водой, вода была мутная: муть, поднятая медвежьей лапой, еще не успела осесть. Я прибавил шаг и на прямом отрезке дороги увидел зверя. Он, не оглядываясь и не поднимая головы от дороги, ходко шел впереди меня. Я мог бы его догнать. У меня на плече было ружье. Ружье мешало перепрыгивать через лужи, и я снял его с плеча и взял в руку.
Что заставило меня прибавить шаг? Не знаю... Помню только, что в каком-то тревожном тумане, на ходу, будто по привычке, я открыл патронташ и опустил в патронник ружья тяжелые пулевые патроны. Нет, я не собирался стрелять — меня вел вперед лишь интерес. И даже ружье, скинутое с плеча и подхваченное правой рукой, было не для охоты: нести ружье в руке было удобнее, висевшее на плече ружье мешало быстро идти.