"Зэ" в кубе
Шрифт:
– Не переживай. Раз система признала тебя своим, то и выпустит по первому твоему требованию. Вот попробуй: прикажи голограмме отключиться.
Конечно, Кир попробовал. Не успел подумать, как «завеса» рассеялась. Жаль, красивая была...
Сидящая на кушетке Шав кашлянула: – Пить хочется... «Картинка» в любой момент вернётся, я уверена. Достаточно только захотеть. Но с этим и позже поиграть можно. Давай-ка сюда садись, – похлопала она по кушетке, – будем книгу читать.
______________________________
[1] «А затем оказывается, что мягкий свет в конце туннеля был всего лишь товарняком, несущимся навстречу». Песня «No Leaf Clover» от «Metallica».
[2] «Привет, привет, привет, насколько низко?». Песня «Smells Like Teen Spirit» от «Nirvana».
[3] «Я никогда не видел тебя столь прекрасной, как в это вечер, никогда не видел тебя такой яркой…»
[4] «Леди в красном танцует со мной…»
Часть II. Совсем как люди. Глава 1
Книга пахла тонко и пряно. Запах слегка тревожил,
Серьёзное чтение Эви решила отложить на другой день. Сегодня вечером предстояло очередное свидание. Она приятно волновалась, потому что после прогулки планировала пригласить Тадеаша к себе «на кофе». То, что они оба уже созрели для перехода к большей близости, было очевидно. Тадеаш нравился Эви основательностью, уверенностью в себе, а также тем, что очень мило, буквально на пару секунд, робел, стоило им только случайно соприкоснуться. Признаться, она тоже испытывала томление, когда смотрела на него. Он привлекал её мужественной, без слащавости, красотой. Густые тёмные, слегка подвивающиеся на висках и затылке волосы, высокий лоб, тёмно-карие, вытянутые к вискам глаза, аккуратно вылепленный нос с нервными ноздрями и чувственные, тонко очерченные губы, сойдясь в одном лице, создавали невероятно притягательный, с точки зрения Эви, облик. Впрочем, если судить по количеству заинтересованных женских взглядов, так и липнущих к Тадеашу, её мнение разделяли многие. А если добавить к уже сказанному высокий рост и пропорционально сложённую фигуру… Что ж, Эви могла понять других женщин, тайком облизывающихся на её спутника. Поддавшись внезапному куражу, она хмыкнула: вот уж дудки! Этого мужчину она никому не уступит!
Скажи кто ещё неделю назад, что она будет так волноваться, думая о мужчине, Эви не поскупилась бы на ироничные замечания. Вот что-что, а кошачья влюбчивость не имела к ней отношения. Эви была слишком умна, чтобы позволить себе банальные вещи. Те чувства, которые будил в ней Тадеаш, были одновременно просты и сложны. Своё желание она осознала ещё вчерашним вечером, когда увидела его, по случаю майской теплыни одевшегося в лёгкие льняные брюки и светло-сиреневую рубашку. Стоило Эви, поздоровавшись, отвести взгляд от его лица и посмотреть чуть ниже, в вырез не застёгнутой на две пуговицы рубашки, в котором виднелись тёмные волосы, как у неё едва не подкосились ноги. Накатило такое острое вожделение, что ей стоило большого труда не выдать своё волнение. Конечно, период воздержания давно затянулся, но всё же силу влечения именно к этому мужчине сложно было объяснить только потребностями тела. Эвика не разделяла присущего многим женщинам страха остаться одной и, как следствие, желания непременно кому-то принадлежать. При этом она не была «синим чулком» или воинствующей феминисткой, отнюдь. Ей нравилось быть женщиной, она хорошо сознавала свою привлекательность и могла бы выбирать из череды поклонников – если бы имела намерение коллекционировать их. Чутко ловящая настроения собеседника, обладающая тонким чувством юмора, неплохо эрудированная, она легко чаровала мужчин, не прикладывая для этого видимых усилий. По большому счёту, Эви никогда не преследовала цели казаться очаровательной – она таковой являлась. Несмотря на внешнюю открытость, она никому не доверялась полностью, не испытывала потребности объяснять себя. Немногочисленные романы, перемежаемые длительными периодами одиночества, не оставили в её душе сколь-нибудь серьёзных следов. Нельзя сказать, что ей встречались «не те мужчины» – напротив, с точки зрения практичных подруг, они представляли собой весьма перспективные кандидатуры. Но не было главного. Даже на самой высокой волне чувственного взлёта душа её не отзывалась. А после, когда место новизны начинала замещать привычка, и мужчины становились требовательны и ревнивы, Эви мечтала только об одном – остаться одной. Стоило ли удивляться тому, что ни один из её романов не длился больше года? Ей удавалось заканчивать изжившие себя отношения так деликатно, что мужчина, получив отставку, не чувствовал себя оскорблённым. Мать Эви долгое время не оставляла попыток выдать дочь замуж за «хорошего человека», но после недавнего романа Эвики с модным пражским ресторатором, который завершился традиционно – мирным разъездом и обменом дружескими звонками, смирилась с тем, что внуков нянчить, скорее всего, не доведётся, и занялась устройством собственной жизни. Эви понимала беспокойство матери: дочери тридцать пять лет, а у неё нет не только мужа, но даже постоянного партнера. Неумолимое время всё чаще намекало на то, что молодость не вечна. Но что могла сделать Эвика, если мысль завести ребёнка от мужчины, к которому она чувствовала лишь симпатию, претила изначально? Она не отчаивалась – будучи фаталисткой, верила в судьбу. Кроме того, из любых любовных неурядиц у неё всегда оставался выход в мир, полный света, красок и смысла. Закрытая и слегка отстранённая в общении с другими людьми, в своих картинах Эви открывалась так ярко и откровенно, что это не могло не вызывать ответный отклик. Она не стремилась к популярности и не старалась как-то «выбиться в люди», но благодаря тонкому пиару и организационным талантам одного из бывших возлюбленных стала-таки достаточно заметной фигурой в кругу пражского бомонда. За два последних года прошло несколько удачных выставок, после которых её картины стали востребованы и хорошо продавались.
Попытка разобраться в своих чувствах мало что прояснила. Тяготение к Тадеашу, возникшее едва ли не с первых секунд знакомства, было по меньшей мере странным. Но в этой
Дурой Эви не была. «Сложной», «неуступчивой», «эмоционально реагирующей на всякую ерунду вроде больного котёнка, в то время как мужчина ласки хочет!», «повёрнутой на своём внутреннем мире», «провалившейся в головой в свой драгоценный талант» – о, Эви слышала так много разнообразных сентенций о себе, что удивить её чем-то новым вряд ли удалось бы. Но вот дурой она точно не являлась. Скажи, Дали?
Дали – тощий, длинный кошачий подросток – подошёл неслышно и обвился вокруг ног вопросительным знаком. Уставился наглыми жёлто-зелёными глазищами, потом разинул острозубую пасть и выдал хриплое и чувственное «М-мяяяу!». Вот и понимай его, как хочешь. Эви вздохнула и полезла на «кошачью» полку за новой порцией паштета.
Осчастливив питомца, решила заняться собой. В основу скорого и, хотелось верить, успешного соблазнения полагались поочерёдно: пенная ванна, чудо-маска с обещанным рекламой эффектом лифтинга, педикюр и прочие непобедимые приёмы, которые вселяют в женщин слегка пошатнувшуюся веру в себя. Правда, непонятно было, что делать с ногтями на руках – краски, грунтовка и многие часы у холста не способствовали их укреплению и росту. Глядя на слоящиеся обломышки, Эвика грустно покачала головой. Однако быстро утешилась: не ногти делают человека, а человек – ногти. Выкручусь, решила она, под тёмно-красным лаком видно не будет. И вообще: главное – настрой!
Ох, настрой был, да ещё какой!
Тадеаш лежал на спине, заложив руки за голову, и думал об Эви. Само по себе удивительно, что он так много думал о женщине. Но ещё больше изумляло его то, что именно он о ней думал. И все эти ласкательные словечки, прежде вызывавшие лишь раздражение, и превосходные степени сравнения – откуда что взялось? Педант, жёсткий руководитель, да что там – тиран, человек-функция, что называется, – и на тебе, растёкся лужицей сахарного сиропа. Он улыбнулся собственным мыслям. Да плевать! Пусть растёкся. Пусть лужицей. Рядом с такой женщиной можно и растаять. Тем более что подобных он ещё не встречал. Если начистоту, то женщин прежде у него и не было. Некогда, да и незачем, как всегда казалось. Заводил красивых кукол, послушных, не болтливых, умеющих ублажить. Менял миниатюрных блондинок на длинноногих брюнеток, присматриваясь заодно и к рыжим ласковым лапочкам, да и всё. Ни на одной не зацикливался надолго. Много их было. Разных внешне. Одинаковых по сути. Да, он сам выбирал и сам бросал, когда внешняя безупречность приедалась. Выставляя вон старую игрушку, покупал новую. Не то чтобы постоянно нуждался в их обществе, нет. Скорее, подчинялся негласным законам своего окружения. По статусу полагалось. Успешный мужчина должен во всём демонстрировать свою состоятельность.
С Эви ему не хотелось ничего демонстрировать. Подчинять – тем более. Да и не подчинишь такую женщину, это же очевидно. Впервые за долгое время хотелось просто быть – живым и чувствующим. Тадеаш понимал, что открывается, и, принимая в себя другого человека, становится беззащитным, но опасения не испытывал. В Эви было нечто такое, что он не смог бы объяснить, но хорошо ощущал. Тепло и свет. Радость. Жизнь. Кто же отказывается от жизни? Только дурак, а дураком он не был.
Мысли о предстоящем свидании приятно волновали. Тадеаш практически не сомневался, что Эви пригласит его к себе «на кофе». И он, конечно же, с радостью согласится. И вряд ли им придётся пить кофе, потому что он намеревался поцеловать её прямо в прихожей, едва за ними закроется дверь. Что-то подсказывало ему, что Эви не оттолкнёт и не возмутится, а, напротив, с готовностью ответит. Прильнёт всем телом – жаркая, гибкая, обовьёт руками шею и приоткроет нежные губы, принимая его язык... Образ встал перед глазами как въяве. Впрочем, встал не только образ. Тадеаш хмыкнул – надо же, до чего бурная фантазия доводит, прямо-таки юношеские реакции! Что ж, можно понять: Эви представлялась ему исключительно вкусной, от одного её запаха Тадеаша «уносило».
Однако эту бочку сладчайшего мёда могла испортить всего лишь одна ложка дёгтя, и влить её должен был именно Тадеаш. Обдумывая сложившуюся ситуацию, он пока не видел варианта, при котором удалось бы осуществить задуманное и не испортить отношений с Эви. Безусловно, цель его, ради которой он, собственно, и появился в Праге, была крайне значима, и прежде он нисколько не сомневался бы в средствах для её достижения. Но сейчас всё изменилось. Эви стремительно вошла в его жизнь и теперь занимала не только чувства, но и мысли. Более того, она пробуждала его к жизни и даже исподволь, только своим присутствием, изменяла привычный уклад, сложившийся на протяжении многих лет. Конечно, это весьма затруднит практически всё, к чему он привык, но Тадеаш не хотел её потерять. Он решил пока что не углубляться в неудобные мысли и тем более не форсировать события неприятными признаниями, а позволить ситуации развиваться естественно. В конце концов, у него впереди целых три недели, и он намерен провести их с Эви. А время, как ему это свойственно, покажет.