Зебра
Шрифт:
Альфонс, воодушевленный этой идеей, послал за огромными кусачками, изначально предназначавшимися для перекусывания стальных прутьев, на тот случай, если причиндалы Щелкунчика не поддадутся усекновению с помощью ножа. Грегуар хлопал в ладоши, благо жертвой намечался не он; но женщины умерили их пыл. Благодаря спокойному, но решительному нажиму Камиллы, которую втихомолку поддерживала Мари-Луиза, операцию отложили на неопределенный срок. Пришлось Зебре утешиться бутылкой доброго бургундского в честь знаменательного события; а для проформы головку бутылки откусили теми самыми кусачками, с помощью которых хотели наказать Щелкунчика.
Тайну сокровищ Мироболанов знал
С этого дня болезнь, пожиравшая кровь Зебры, вступила в свои права: дыхание больного стало смрадным, распухшие и изъязвленные конечности казались скорчившимися старыми побегами виноградной лозы. И хворый нотариус взялся за перо. Пришла пора составить послание, своего рода духовное завещание, которое будет вручено детям после его смерти:
Дорогие дети!
Я умираю оттого, что не мог обманывать вашу мать. Поверьте, принцип единобрачия вредит супружеской жизни. Если бы у меня хватило ума вести более рассеянный образ жизни, я, вне всякого сомнения, нес бы супружеский крест более ловко и без особых переживаний. Верность в любви – это извращение, за которое я теперь и расплачиваюсь.
Не следуйте по моим стопам, наставляйте рога вашей половине; это самый верный способ сохранить семью. Не требуйте от жены или мужа, чтобы они были такими же идеальными, как герои некоторых романов. Наставление Лафонтена – глупость, судите сами:
Счастливчики в любви, коль вас влечет куда-то,Ищите ближних берегов.Друг в друге вы найдете мир богатый,Прекрасен он и вечно нов.Когда вы рядом – вы одни на всей земле.Иллюзия и обман чистой воды! Это удел полубогов, поверьте мне, я испытал это на себе. Поступайте наоборот: влечет куда-то – отплывайте! Живите широко! Плотские отклонения от долга укрепляют брачный союз, Избавляют его от удушья.
Так не забывайте, дорогие мои, я умираю оттого, что не сумел обманывать вашу мать.
Любящий вас папа
Выполнив таким образом свой долг, Зебра положил послание в конверт, запечатал его и послал за Альфонсом. Ему необходимо было потолковать с другом о плане, призванном сгладить неудобства, вызываемые смертью, даже своей собственной.
Альфонс долго пребывал в изумлении перед широтой замысла Зебры. Ему никогда и в голову не приходило, что найдется безумец, который бросил бы вызов вечной тьме; правда, Гаспара простым смертным не назовешь.
Нотариус, вместо того чтобы готовиться к переходу в лучший мир, решил обеспечить себе продолжение жизни в сердце Камиллы. Он прекратит свое физическое существование, но это вовсе не означает, что он отказывается от своей роли любовника; иначе говоря, разве он не останется живым, пока Камилла будет любить его? Другого загробного существования он не искал, но, чтобы обеспечить его себе, не хотел пускать дело на самотек.
Сознавая слабость своего положения, при котором он будет гнить в земле под надгробной плитой, Зебра наметил план посмертных действий с целью продолжать обольщение своей жены. Особенно он опасался коварного соперничества остающихся в живых мужчин и, чтобы помешать им, твердо вознамерился непрестанно пробуждать у Камиллы мысли о себе.
– Ты должен будешь вместо меня ухаживать за моей женой, понимаешь? – убежденно прошептал он на ухо Альфонсу.
Гаспар уже воображал себя в шкуре deus ex machina, [13] дергающего нити и управляющего событиями с того света. Конечно, смерть внушала ему естественный ужас, но она, с другой стороны, придавала трагический характер его союзу с Камиллой, а уж об этом он заботился, как драматург, пекущийся о постановке своего произведения на сцене. Однако для осуществления плана нужен был здесь, в этом мире, сообщник, который помогал бы ему осуществить его замысел. Зебра опасался, как бы без такой поддержки любовь Камиллы не выродилась в тихую память, против чего он восставал всю свою жизнь. Смерть и тревожила-то его по-настоящему лишь потому, что он терял власть над единственной в его жизни женщиной; если бы удалось сохранить хоть частичку этой власти, пусть через своего сообщника, тогда он отошел бы в небытие со спокойной душой.
13
Латинское выражение, буквально означающее «Бог из машины»; имеется в виду прием, использовавшийся в античной трагедии для разрешения запутанной интриги: Бог спускался на сцену с помощью механического приспособления.
– Альфонс, даруй мне покой, представляй меня на грешной земле… – бормотал он едва слышным голосом из подушек, которыми был обложен в постели.
Альфонсу и раньше случалось дублировать Зебру в ту пору, когда тот прятался за анонимными письмами: он переписывал письма друга своим выработанным в школе почерком, чтобы Камилла не узнала руку мужа. Он же время от времени отправлял письма с центрального почтамта Лаваля, в частности когда нотариус уехал в Тулузу покутить с коллегами. Опять-таки он описал наряд Камиллы в письме Незнакомца, стараясь сбить ее со следа; но то, чего Гаспар требовал от него теперь, – это было совсем другое дело. Он колебался, так как был привязан к Камилле. И не мог решиться сделать еще более горьким ее грядущий траур.
– Ну не оставишь же ты меня в такой час! – шептал Зебра, вперив в друга тусклый взгляд.
Альфонс, испугавшись, дал свое согласие и поклялся выполнить все, чего требовал Гаспар, который замыслил подложить жене мину замедленного действия. Стало быть, дружба его с Альфонсом достигла высшей точки, когда один из них продолжает жить и за себя, и за покойного друга. Отныне Альфонс станет душеприказчиком своего собрата по мечте, будет выполнять его последнюю волю. Тяжкий долг он взял на себя с открытой душой, но без особой охоты. Он невольно проник в укромные уголки души своего друга, в котором видел призрак самых умопомрачительных любовников нашего века.
Зебра передал ему перечень инструкций, а также документы, согласно которым другу доверялась эта миссия; ему же вручил и письмо к детям:
– Ты передашь его Тюльпану и Наташе, когда пробьет мой час.
Последние две недели жизни Зебры стали для Камиллы вторым медовым месяцем. Гаспар наконец отказался от попыток прикасаться к ней и позволил себе быть безукоризненно нежным. Ни на минуту не оставлял он ее без внимания, ибо знал, что не надо рассеиваться, если не хочешь отдать Богу душу невзначай.