Зебра
Шрифт:
Но Зебра, словно прочтя ее мысли, собрал обрывки и швырнул в плиту, где еще тлели два-три полена. Струйками дыма унеслись в дымоход все красивые слова, которые Незнакомец нашел для нее.
– Дорогая, – пробормотал Гаспар, – мы продолжим наш долгий путь. Наша любовь будет расти и расти, это я тебе обещаю.
Испепеление обрывков писем пробудило в Камилле глухую враждебность к Зебре. Она без конца разжигала свою злость с твердым намерением подтолкнуть развитие своих отношений с Бенжаменом. Слепота нотариуса беспредельно раздражала ее. После того как ему втемяшилось оживить пламя их страсти, он только и делал, что совершал оплошность за оплошностью. От этого можно было прийти в отчаяние.
Зебра был начисто лишен романтики, а для чувства это все равно что злокачественная опухоль. Его начинания
Ее преследовал образ Бенжамена. Он возникал в самых тайных ее мыслях и оказывал решающее влияние даже на выбор нижнего белья. А какое предпочел бы он? Шли неделя за неделей, и вот призрак Бенжамена поселился в доме Мироболанов. Камилла передвигала мебель по его предполагаемому вкусу; мало-помалу ей стало казаться, будто она живет наедине с этим молодым человеком. Она замуровала себя в воображаемом сожительстве с ним.
Зебра пытался заставить ее снова разыгрывать сценки из их совместной жизни, но Камилла оставалась равнодушна к ним. Она предпочитала погружаться в мечты, пробужденные Бенжаменом, который представал в них то как очаровательный принц из «Спящей красавицы», то как Жерар Филип в роли Фанфана-Тюльпана. В ней ожили первые девчоночьи волнения, никак не связанные с воображаемой любовной интрижкой. Наташа и Поль занимали в ее мысленном пространстве лишь боковые места. Без всякого стыда Камилла сорвала с лица маску любящей матери, чтобы вновь обрести черты молодой женщины. К черту семью, тело ее жаждало опьянения девической страстью, картина которой рисовалась ей в цветном изображении, с раскатами грома небесного при каждом поцелуе, ей хотелось, чтобы ресницы ее трепетали в такт ударам сердца.
В свое время, когда они только поженились, Зебра умел заставить ее трепетать от страсти; но все его хитрости в попытках воскресить ту давнюю пору теперь казались ей смехотворными. Его экстравагантность все еще помогала Камилле развеивать скуку будней; однако в большой игре она возлагала надежды на Бенжамена.
Этот молодой человек, производивший на Камиллу такое сильное впечатление, судя по всему, не клюнул на ее сногсшибательные наряды, в то время как большая часть юношей из-за них забывала о теоремах. Камилла терялась в догадках, пытаясь объяснить такое равнодушие. То, что он не гомосексуалист, а нормальный, хотя и не очень агрессивный мужчина; не вызывало у нее сомнений. В какую-то минуту она отнесла его холодность на счет заурядной буржуазной сдержанности, которая, мол, обуздывает его порывы; потом просто приуныла. В это время оценки Бенжамена по математике вдруг резко пошли вниз. Молодой человек, привыкший к заоблачным высотам, заподозрил Камиллу в том, что она запуталась в баллах, и не раз при всех выражал ей свое недоверие. Трижды пришлось ей сгорать от стыда перед всем классом за то, что она допустила несправедливость. Опасаясь, как бы табун будущих математиков не догадался о ее игре с Бенжаменом, она бросилась в другую крайность. Оценки лицеиста Ратери пережили период небывалой инфляции. А он не обращал особого внимания на нежданную сверхприбыль и потому не оспаривал завышенные оценки.
Вот так Камилла вела свою тайную войну, не замечая, что отчаяние Зебры углублялось с каждым днем.
Супружеская любовь – это костистая рыба, которая может выставить колючки, думал Гаспар. Несъедобная; это иллюзия, мираж, все так, но она и возвышенна, в ней сосредоточена, так сказать, вся красота мира.
Зебру угнетал недостаток увлеченности у Камиллы. Ох уж эта женитьба… Ты наслаждаешься с любовницей, она вешает занавески на твои окна – и вот тебе дом, семейный очаг. Ну чем не Березина? [6] Гаспар томился в тоске и никому не мог о ней поведать. Да и кому откроешься? Ну, разумеется, Альфонсу. Но что ему сказать? Что он, Гаспар, однажды поверил и с тех пор всегда верит в невозможное: в страсть до гробовой доски, если страсть эта скреплена обручальными кольцами? Несбыточная мечта, верно? Даже его другу, крестьянину, то, что он затеял, показалось бы лишенным смысла.
6
Правый приток Днепра; через нее переправлялись войска Наполеона при бегстве из Москвы в ноябре 1812 года; символ полного поражения.
Бедный нотариус переключил свое внимание на привычные дела: постройку деревянного вертолета вместе с Альфонсом, составление актов о наследовании или продаже недвижимости и время от времени назначение клизмы своему клерку. А еще он помог дочери «привести в порядок» городское кладбище.
Наташа посчитала долгом чести восстановить справедливость в этом общественном месте. С высоты своих семи лет она считала возмутительным, что одни могилы утопают в цветах, а другие, обойденные судьбой, покрыты лишайниками да сорняками. Поэтому время от времени она занималась тем, что распределяла венки и букеты поровну между обитателями могил. Скопление мертвецов как будто не омрачало ее душу; напротив, девочка выполняла свою важную работу, вернее сказать, свою миссию вприпрыжку, напевая вполголоса какую-нибудь считалочку.
Но такой замогильный социализм пришелся не по вкусу Мальбюзу, выполнявшему в мэрии всевозможные поручения, в числе которых были и функции кладбищенского сторожа. Зажиточные горожане остались недовольны подобной уравниловкой и называли действия неизвестных злоумышленников «подрывными», иначе говоря, «кознями коммунистов». А уж где угнездится политика… Мальбюз клялся и божился, что подкараулит анархиста, ползущего с ножом в зубах осквернять могилы почетных граждан. Такому рвению немало способствовало и то обстоятельство, что Мальбюз ради пополнения скудного жалованья сам копал могилы для каждого погребения. Заботился о своей репутации среди почивших в бозе; заботился соответственно чаевым, которые получал после предания покойников земле. И вот однажды, спрятавшись за кладбищенской часовенкой, Мальбюз с изумлением увидел, что злоумышленником была маленькая Наташа, рьяно исполнявшая миссию справедливости.
Сторож схватил ее за ухо, отругал как следует и пошел к нотариусу предупредить его, что, если еще раз застанет маленькую злодейку на месте преступления, обратится к жандармам – слово Мальбюза! Негостеприимный Зебра обругал его чучелом и порекомендовал уступить какому-нибудь гомику, а если у него на этот счет имеются предрассудки, то пусть ему в задницу всадят крупный корнишон. Мы обойдем молчанием остальные рекомендации. Зебра вспыхивал, как порох, если задевали его головастиков.
Ошарашенный Мальбюз ретировался, не дожидаясь, что еще Зебра с ним сделает, потому что тот подступал к нему с каминными щипцами. В подъезде хозяин дома остановился и послал вдогонку Мальбюзу последнее пожелание, украшенное именами птиц. Наташа хохотала и хлопала в ладоши. Боже, как она любила своего потешного отца!
Разумеется, она вернулась к исполнению своего долга перед умершими, только на этот раз Зебра отправился вместе с ней. Они пошли туманным утром, вооружившись лопатой и граблями, дабы привести в порядок самые заброшенные могилы. Наташа даже захватила с собой щетку, намереваясь очистить эпитафии на гранитных и мраморных стелах и плитах. Было оговорено, что всем займется девочка, а отец в это время будет стоять на часах, заступив на пост у ворот кладбища. Если покажется злосчастный Мальбюз, они прекрасно смогут драпануть через калитку в задней стене.
Наташа ликовала. Они поднялись на заре только вдвоем и без шума; Камилла и Тюльпан досматривали сны. Отец и дочь не поставили их в известность о своей вылазке. Это был секрет, настоящий секрет, известный только им двоим, а ведь ничто так не сближает людей, как сообща хранимая тайна. Зебра сам вскипятил дочери молоко, правда, оно убежало, и приготовил два поджаренных хлебца, которые затем обмазал по краям маслом и медом; затем они крадучись вышли из дома; карманы набиты бутербродами, в руках инструменты. На решетчатых кладбищенских воротах висел замок. Пришлось Наташе перелезать через стену, Зебра подставил спину и – гоп!