Зельда Марш
Шрифт:
— Значит, вы любите меня? Немножко, а, Зель? Ну, скажите же «да», скажите, что привязались ко мне немножко!
— Я не знаю, Джордж… я… не знаю. Но я, кажется, еще никогда никому не была так рада, как вам сейчас!
— Зельда!
Он чуть не раздавил ее в объятиях, прильнул губами к ее губам, и Зельда, охваченная порывом счастья, не сопротивлялась больше.
Ресторан был почти пуст, только кое-где по углам сидели за столиками несколько человек, да неподалеку от Джорджа и Зельды трое мужчин вполголоса вели какой-то
— О Джордж, здесь должно быть дорого? Не лучше ли…
— Ни-ни-ни! Я теперь богат, как Крез, котеночек! И для вас ничто не может быть слишком дорого…
Они заняли столик у окна, выходившего на реку. За голубой ее гладью, на Джерсейском берегу, пылали пышные краски осени — красные, бронзовые и золотые. По реке весело сновали плоскодонки, развевались флаги, палубы чернели от толп пассажиров. Во всем чувствовалось праздничное оживление.
— Дыню, Зель? Или предпочитаете виноград? — Джордж отдавал приказания лакею. — И коктейль прежде всего, да, Зель?
— Все равно, Джордж, как хотите.
Она не отводила глаз от залитой солнцем реки. Снова туман прошел перед ее глазами, Джордж, рассказывавший о последнем своем выступлении, вдруг остановился на полуслове:
— Что с тобой, деточка? Погляди на меня… Да ты плачешь!
Она торопливо отерла слезы и счастливо улыбнулась ему. Лакей только что поставил перед ним тарелку с булочками, и она потянулась за одной из них. Рука, державшая нож, когда она намазывала булочку маслом, сильно дрожала, и Джордж не отводил глаз от этой руки. Но на его заботливые расспросы она отвечала неохотно и уклончиво.
И он снова пустился в рассказы. Лакей между тем принес яйца и кофе, горячий, вкусный, подкрепляющий, живительный кофе, каждый глоток которого так чудесно согревал! Кофе, сливки, сахар — какое блаженство!
Ощущение спокойного благополучия охватило Зельду. Солнце играло на белой скатерти и так славно пригревало спину. А напротив за столом сидел Джордж, следя за дымом своей папиросы и оживленно повествуя о какой-то ссоре с антрепренером. Милый, красивый Джордж, щедрейший из людей, предмет зависти всех ее знакомых. Человек, кому необходимо только мягкое женское влияние, чтобы разбудить все хорошее в его натуре, — и тогда он далеко пойдет.
— Но не находите ли вы, что это было глупо, Джордж? — перебила она его рассказ. — Никогда не следует настраивать против себя антрепренера. Ведь актер всецело зависит он него. Теперь вам нечего и надеяться получить какой-нибудь ангажемент от Феркверсона.
— Пожалуй, вы правы. И ведь все дело выеденного яйца не стоило! Нет, что я за проклятый осел!
— Вы осел, но ужасно милый осел, — спокойно вставила Зельда.
— Ну и пускай себе буду осел, только бы вы находили меня милым!
— А что же вы теперь будете делать зимой?
— О, мало ли новых театров? Все антрепренеры меня знают. Прибегут, не беспокойтесь! Не пройдет и недели, как я получу предложение.
Несомненно, он
Джордж догадался, о чем она думает, и, перегнувшись через стол, схватил ее за руку.
— Зель, голубчик, отчего вы не выходите за меня замуж? Я всегда заработаю на двоих, а вы будете учить меня беречь деньги и удерживать от этих проклятых глупостей. Если я уеду, вы поедете со мной и, может быть, мы будем играть вместе, а если я останусь в Нью-Йорке, снимем маленькую квартирку…
Широкая, теплая рука все еще покрывала ее руку. Глаза изучали выражение ее лица. Зельда избегала его взгляда, сердце в ней дрожало, к горлу подступил комок. Она думала о том, как отрадно, что, вот, будет к кому прибегнуть в горе, что Джордж, уедет ли он или останется в Нью-Йорке, будет принадлежать ей, будет делить с нею и радости, и тревоги. А она удовлетворится тем, что станет принимать участие в его делах, станет советовать, поддерживать его. Их ровные, приятные товарищеские отношения закрепятся навсегда… Джордж и она — супруги! Добрые друзья. Согласная чета. Она так устала от борьбы! Безумием было надеяться на сценический успех. Таких девушек, как она, — тысячи… и каждая стремится к тому же, к чему она, Зельда, и верит, что поймает жар-птицу…
— Послушайте, Зель, у меня есть одна идея. Думали вы когда-нибудь о водевиле? — Он придвинул свой стул поближе и, все еще не выпуская ее руки, принялся объяснять. Конечно, это нельзя назвать настоящим искусством, но, раз этот жанр имеет свою публику… Он давно придумал одну пьеску, в которой участвуют только двое актеров и кошка с собакой… Очень веселая, и ничего в ней нет грубого и неприличного!
Джордж принялся рассказывать содержание водевиля, развивать планы его постановки, все более и более воодушевляясь.
— Клянусь богом, Зель, это блестящая идея, и я завтра же продам ее Проктору и Кею или Уильямсу! Вы не знаете, как они платят за хорошую пьесу! Двести, двести пятьдесят, триста! Когда мы были в Филли, один парень говорил мне…
Зельда делала вид, что слушает, но половина того, что говорил Джордж, проходила мимо ее сознания. «Джордж и я, — думала она. — Отчего бы и нет? Это было бы выходом и для меня, и для него тоже. Он нужен мне, но и я ему нужна. Мы друг другу нравимся, нам вдвоем весело, мы бываем так много времени вместе — отчего бы не быть постоянно?.. Все говорит за то, что мы будем очень счастливы.»
— Вы не находите, что это замечательная идея, Зель?
— Да, пожалуй, она будет иметь успех.
— Конечно, это не «Гамлет», не «Парижский роман», но увидите, девочка, вы выбьетесь на настоящую дорогу…
— Разъезжать по провинции не так плохо, Зель, — продолжал он. — Мы хорошо заработаем — и потом сможем прокатиться хотя бы в Испанию, возьмем с собой велосипеды… Мадрид, Гренада, старые мавританские дворцы, а потом, летом, может быть, махнем и в Италию или побродим в Альпах…