Зельда Марш
Шрифт:
Миссис Бриан кивнула, уже не слушая ее.
Зельда встала, бормоча извинения.
Снова на улице. Сегодня еще жарче, чем вчера. Она медленно шла, с вожделением заглядывая в раскрытые двери кондитерских, где на прилавке шипела сельтерская вода в запотевших от холода стаканах.
У Джозефсона брюзгливый клерк скользнул по ней коротким безучастным взглядом и пробурчал:
— Ничего нет… приходите завтра.
Зельда пошла дальше, к Гамильтону. У него сидело много народу: были здесь актеры и актрисы с именами. Зельда была потрясена, увидев среди них Вальдо Лазаро. Когда-то она вырезала из журналов его портреты и прикалывала их к стене. А теперь он —
При малейшем звуке все головы обращались к заветной двери, за которой только что скрылся мистер Гамильтон, и в глазах проступало выражение беспокойства и надежды.
Зельда смотрела на фотографии с надписями, покрывавшие стены. Многие из тех, кто был теперь знаменит, начинали с ожидания в этой самой комнате. Но сегодня даже эта мысль не ободряла. Зельда была голодна. Половина первого, а она с утра ничего не ела, У нее разболелась голова. Как глупо приходить к Гамильтону так поздно, когда уже полно народу!
Она собиралась было уйти, но дверь из передней распахнулась и в комнату вплыла дама в великолепно расшитом полотняном костюме, в огромной шляпе с красными перьями; вошедшая, надменно оглядев присутствующих, проследовала к двери в соседний кабинет и исчезла за нею. По ее уходе поднялся говор.
— Анна Фернандец! Анна Фернандец!
Кто-то свистнул от удивления. Зельда, тяжело ступая, вышла из приемной…
Анна Фернандец, премьерша труппы Вебера и Фильдса! Для Зельды Марш увидеть этот кумир Бродвея было то же, что для какой-нибудь благочестивой послушницы — увидеть близко епископа.
Она машинально шла среди кипучего движения и шума улицы, Трамваи, кэбы, автомобили неслись по всем направлениям. По тротуару катилась лавина пешеходов, озабоченных, спешащих, потных, толкающих друг друга. Зельда с завистью глядела на них. Ее до боли томило желание быть одной из них, принять участие в этой торопливой трудовой жизни. Губы ее дрожали… Она должна добиться успеха! Каким бы то ни было путем она должна завоевать себе место в жизни!
Глава третья
Жизнь огромного города, так нравившаяся Зельде вначале, — людская толпа, дома, гигантские размеры всего, что окружало — теперь немного устрашала ее. Словно тяжесть какая-то легла ей на плечи. Дни проходили в одиночестве, в бесплодном хождении по мрачным конторам. Надо было запастись терпением и ждать — больше ничего не оставалось. Она жила одной только мыслью — получить место, дебют, маленькую роль, хотя бы роль горничной… Она рвалась на сцену!
Деньги таяли быстро. Задолжав мадам Буланже, она давно перебралась в крошечную комнату, на четвертом этаже. Оставались последние десять долларов. Ушли и они. Но она тщательно скрывала свое уныние. Старалась казаться веселой, смеялась. Никто не должен подозревать, что она голодает. Она, пожалуй, немного похудела, никогда еще она не весила так мало, но это ничего. Бойльстон когда-то говорил, что худой быть здоровее, чем полной. Мало ли женщин, нарочно голодает? Так что — решила Зельда — ей не на что жаловаться. Будет и на ее улице праздник! Не найдет места в театре, так будет стряпать! Отчего бы ей, дочери повара, не вернуться к профессии своего отца?!
Весь сентябрь она была все больше одна. Джордж получил ангажемент в музыкальной комедии, где выступал в качестве солиста. Три недели
Однако Зельда была немного удивлена открытием: она успела порядком привязаться к Джорджу. Она ловила себя на том, что считает дни, оставшиеся до его возвращения. Джордж Сельби!.. Нет, нет, у нее к нему нет серьезного чувства… но он так развлекает ее, ободряет… и потом — он так ее любит. Хвастливый, шумливый, легкомысленный, часто раздражавший ее до крайности, он все же был ее лучшим другом все это время и был так предан ей.
Правда, был еще Джон. И Зельда часто спрашивала себя, что сталось бы с нею, если бы и Джон уехал… Пожалуй, ей пришлось бы выйти замуж или воспользоваться гостеприимством того юркого, маленького, прилизанного человечка, лысого и морщинистого, который жил через дорогу и, встречая ее, смотрел так умильно, что, вероятно, малейшим поощрением его легко можно было бы подтолкнуть к более близкому знакомству.
Но Джон оставался с нею, верный, честный друг Джон, весь лучившийся добротой, добротой, доходящей до нелепости! И именно эта-то доброта, казалось иногда Зельде, подогревает в ней надежду, веру в себя, удерживает ее от безрассудств в минуты отчаяния. Ведь Джон знал о ней все, все темные страницы ее жизни — и все же любил ее, восхищался ею, верил в нее!
— У вас усталый вид, мисс Зельда. Это, верно, от жары.
— О, я здорова, Джон. Утомляет только эта беготня в поисках работы. Но, ей, кажется, скоро конец. Миссис Бриан снова вызывала меня, и вчера меня экзаменовал Феркверсен. А сегодня я получила от Оливии приглашение приехать к ним в Мэйн. Поеду, если здесь в Нью-Йорке ничего не выйдет.
Но она совсем не собиралась принять это приглашение. У нее не было ни необходимого для такого визита платья, ни денег на проезд, Обещания Бриан и Феркверсона ничего не стоили. Это было две недели назад и с тех пор — ни слуху ни духу. Зельда забыла, что уже говорила об этом Джону. Она все больше слабела. Ей по временам было страшно выходить за порог дома, так у нее кружилась голова.
— Ну, я надеюсь, что вам скоро повезет, — утешал Джон. — Профессия актера — самая неверная в мире. Человек всегда точно на качелях. То вы взлетаете вверх, то…
Они стояли у подъезда. Зельда возвращалась из безрезультатного обхода контор, Джон только что вышел из дома, по обыкновению, с большим черным чемоданом в руках. Зельду давно интересовало, что это Джон постоянно таскает из дома и в дом. Чемодан выглядел тяжелым. Сегодня она спросила его об этом — и он ужасно смутился и покраснел.
— Так, кое-какие старые книги, — пояснил он неохотно. — Своды законов… Я списываю кое-что для… для одного моего приятеля, адвоката.
Он принялся бессвязно излагать, в чем состоит его работа и как он получил ее. Но девушка не могла следить за этим пространным объяснением, оно действовало ей на нервы, приводило в нетерпение. Голова болела невыносимо, перед глазами все как-то странно кружилось. Она думала о чае, который приготовит себе, как только придет домой. Представляла как войдет, затопит печку, поставит чайник… как достанет чай в бумажке, как польется в чашку горячая струя… Вдруг ей почудился аромат чая, крепкого, горячего, восхитительного и…