Зеленая кровь
Шрифт:
Дома я почти не ночевал. Вся надежда была на ночь. Прошлые эксперименты подсказывали: если симбиоз наступит, то концентрация углекислоты в воздухе гермокамеры должна начать падать к часу ночи. И я сидел у пульта до двух, до трех часов, сидел, ходил бесконечными кругами и, покурив в уголке, возвращался к капнографу. Даже стучал ногтем по его крышке, как по барометру: сколько можно чертить у трех процентов? Сколько можно показывать "к буре"? А "буря" у нас одна - некомпенсированный ацидоз...
Я до самой смерти, наверное, не забуду, как "док" Хлебников свалился на мою голову с этим вариантом "Д". В буквальном смысле слова - с аэродрома и ко мне!..
–
Я решил, что ослышался, и уставился на Хлебникова в недоумении: что это он - всерьез?
Десять минут назад меня разбудил длинный, требовательный звонок. Я, видно, задремал - блаженные минуты святого отдыха!
– вскочил с кресла, очки свалились на пол, под ноги, едва не раздавил, а звонок такой настойчивый почти без пауз... Милиция, что ли? Открыл дверь. "Док" Хлебников. "Здравствуй. Один?" (Надо понимать: "Тая не в постели?") - "Здравствуй. Один".
Из прихожей, сбросив мне на руки свое роскошное пальтореглан с не менее роскошной шапкой, Хлебников, так и не ответив мне, откуда он свалился на мою голову (соображай сам: из академии, вестимо!), прошел на кухню, открыл холодильник. Он всегда сам хозяйничал - где бы ни был. И "Не возражаешь?" произносит чисто машинально - постфактум. Когда у него в руках было уже все, что ему нужно - бутылка "Бычьей крови", сыр, буженина, масло (хорошо, по пути из института домой зашел в гастроном - как чувствовал, что будут гости, правда, не о Хлебникове подумал), - вспомнил обо мне: "Где у тебя стаканы?" И тут же - обрадованно: "Ага".
Вышел из кухни, жуя бутерброд, сунул бутылку мне - сам открыл, подставил стаканы - свой и мой, но сначала все же свой, осушил одним глотком. А я к своему Стакану, оглушенный новостью - вариант "Д"!
– кажется, даже не прикоснулся.
Ткнув пальцем по очкам на переносице - на место!
– переправил стакан с вином из правой руки в левую, расстегнул пиджак, извлек из внутреннего кармана сложенную вдвое пачку машинописных листков и сунул мне:
– Читай!
"С. М. Городинский, А. Н. Карцев..." Еще четыре фамилии. "Тезисы к докладу "О пребывании человека в кабине космического корабля при повышенном содержании углекислого газа".
– Читай вслух.
– Зачем?
– опять в недоумении - смеется, что ли?
– посмотрел я на него.
– Этот доклад я еще толком не читал. Интересные данные. Обсудим. Читай!
Что ж, приказ начальника - закон для подчиненного. Пожалуйста!
"...Справедливо полагая, что идеальным решением вопросов жизнеобеспечения является создание замкнутого цикла, аналогичного круговороту веществ, имеющемуся на Земле, Циолковский не отрицал возможности применения химических веществ (щелочей) для удаления углекислоты..."
– А ты знаешь, Стишов, что такая физико-химическая система готовится в Москве?
– перебил меня Хлебников.
– Слышал.
– А я видел.
Это была новость. До сих пор мы только слышали. Теперь, оказывается, имеем возможность и посмотреть...
– Допивай, - придвинул он мне мой стакан.
– Промочи горло - хрипишь уже.
– Когда они начинают?
– промочил я горло.
– Уже начали.
Еще одна новость. Представляю, с какими минами выслушают это завтра мои ребята: уже начали! А мы еще топчемся на месте. Так по крайней мере считает большинство чересчур горячих голов, начисто отметая все соображения о безопасности эксперимента, о методике работы, планомерности и так далее. В сущности, здраво рассуждая, мы занимаемся нелепейшим делом: человека, сформированного эволюцией для жизни в земной атмосфере, где углекислого газа никогда не было больше сотых долей процента, мы пытаемся заставить нормально функционировать в ядовитой для него атмосфере... Вариант "Д"! Конечно, на заводах, в кинотеатрах человек иногда дышит и таким воздухом - вынужденно, разумеется, и ограниченное время. Но мы-то ведь пытаемся эту атмосферу сделать для него нормальной! И другого пути, как утверждают боданцевские конструкторы, для нас нет: если хочешь создать реальную систему жизнеобеспечения для космических кораблей с неограниченным сроком полета, изволь космонавтов приучить жить в углекислой атмосфере. Мало им психических стрессов, несовместимости, перегрузок, так теперь надо перестраивать саму физиологию... Но что там у москвичей?
– И что же ты видел?
Хлебников усмехнулся:
– Сказку.
– А точнее?
– Весь комплекс.
Ну, могу представить. Москва - это не самодеятельность. Тут, черт побери, из-за каждого капнографа нужно объясняться чуть ли ни с директором института, бедняга Боданцев ездит к приятеляминженерам на заводы выклянчивать резцы, сверла, метчики; аппаратура, особенно радио, вся, как выражается Боданцев, на соплях, о бактериологической стерильности Руфина Мардер проводит беседы с каждым техником, да и как ее соблюдешь - эту стерильность экспериментов, когда монтажники сидят чуть не друг на друге! В тесноте, острят, да не в обиде Провинция - что поделаешь! Однако ведь что-то творим...
– Видел гермокамеру. Там сейчас экипаж.
– Трое?
– Трое. Видел и аппаратуру.
– Байконур?
– Примерно. Во всяком случае, имеют все, что надо.
– Поставил вопрос о равноправии?
– Поставил.
– Обещали?
– Почему обещали? Утвердили.
Это уже лучше. Утвердили, значит, смету. Можно работать спокойнее. Больше всего меня беспокоит телеметрия, сидит человек в камере неделями, месяцами, а мы не имеем возможности контролировать все его жизненные функции. Какие там все! Сердце да дыхание... А выходит человек из гермокамеры, попадает в бокс - за голову хватаемся, мышцы расслаблены, какие-то побочные рефлексы, говорит шепотом, а о микробной флоре и говорить нечего - наводнение... С виду здоров как бык, а на самом деле... В изолятор: На две недели.
– Как у них с клиническими исследованиями? Это тоже больной вопрос. У меня в лаборатории всего четыре врача. Что они могут сделать? Только и обеспечивают дежурство - у гермокамеры, а все исследования приходится вести в городской больнице. А там у врачей при виде наших "больных" глаза на лоб лезут: смеетесь, что ли, над нами? Вся трагедия в том, что медицина и в самом деле умеет обращаться только с больными. Здоровый человек для нее часто загадка за семью печатями.
– Клинические?
– Хлебников налил еще стакан вина, отхлебнул, причмокнул с удовольствием.
– Своя клиника, разумеется.
Своя!
– А программа? Какая у них программа?
– Отработка трех типов системы жизнеобеспечения. Значит, там взялись за дело серьезно. Сразу три варианта. Все варианты, разумеется, физико-химические, на щелочах, как и предсказывал Циолковский, но кто может сказать, что надежнее? Московская "химия" или наша углекислая "биология"? Надежнее, пожалуй, наша система - мы копируем матушку-природу, нашу земную биосферу, но вот которая из систем безопаснее?
– Значит, москвичи уже отрабатывают готовые системы жизнеобеспечения?