Зеленая кровь
Шрифт:
Гланды Гена все же удалил - можно представить, чего это ему стоило. Настойчиво занимается спортом, бегом, лыжами, плаваньем. Каждое утро, как он уверяет, принимает холодный душ. И - регулярно болеет. Правда, болеет он главным образом весной и осенью. А сейчас февраль.
И еще одна странность у нашего лидера: не выносит карантинного бокса. В гермокамере может находиться месяцами, но в боксе, в довольно просторной, раза в два больше по размерам, чем гермокамера, комнате - светлой, солнечной, обставленной с максимальным комфортом - не может высидеть и суток.
Однажды он нам устроил изрядный переполох. "Отсидев" в гермокамере шесть недель - это было весной прошлого года, - Гена со всеми мерами
Мы сбились с ног - обшарили весь огромный парк. Никому и в голову не приходило, что Старцев истосковался по городскому шуму и запахам. Как был, в стерильном спортивном костюме, Гена, крадучись, прячась за деревнями, пробрался к выходу из парка и пошел по улице, жадно приглядываясь и принюхиваясь. Позже, когда беглец был водворен в бокс, он с восторгом рассказывал, как у него кружилась голова от всех этих дурманящих запахов: автомобили, оттаявшая, прогревшаяся на солнце земля, тополя с проклюнувшимися почками... Он так и свалился, сел, как говорит, на землю от этих запахов и слабости в ногах. Так, сидящим на земле, его и увидели сотрудники института, по костюму догадались, что испытатель, и привели к нам в отдел.
Влетело Гене за тот побег крепко. Да и попереживали мы за него основательно. Но обошлось: день был теплый, солнечный и безветренный это-то, очевидно, и спасло нашего лидера от пневмонии. И когда комплектовался первый экипаж (три человека - это уже экипаж!), Гена Старцев был кандидатом "номер один": тут ведь учитывалось не только здоровье, но и профессия, специальность испытателя. А Гена - мастер на все руки...
Да, о Старцеве я могу судить совершенно уверенно: энтузиаст. Думаю, что в глубине души, никому не признаваясь, он идет в гермокамеру, как на тренаж перед космическим полетом. Здоровьем его бог, конечно, не наградил родители, точнее: типичный астеник, огромным усилием воли и самодисциплины сумевший не только нарастить мышцы, но и развить сердце и легкие. Отличный специалист своего дела, душа человек, любит стихи... Наверное этим, любовью к стихам, он многих и подкупил. Но нет, есть в нем что-то и другое - помимо лирики: цельность натуры, я бы сказал. Это ведь не шутка - в течение пяти лет, изо дня в день по часу, по два заниматься спортом. И не ради укрепления своего драгоценного здоровья, а чтобы при очередной диспансеризации врачи не могли исключить тебя из списка испытателей. Уже одно это чего-то стоит. Может, и будет когда-нибудь летать в настоящем космосе - кто его знает! Воли во всяком случае для этого у него хватает.
А вот Хотунков для меня загадка. Тихий, почти незаметный в отделе человек - биолог с двумя вузовскими курсами за плечами (агрономический, правда, незаконченный, факультет в сельхозе и биофак в университете), он как-то неприметно, непостижимо для других очень быстро стал ведущим специалистом по космическому растениеводству, защитил (тоже тихо, без шума) кандидатскую, самый молодой руководитель группы... И в отряд испытателей попал так же тихо и незаметно, к вящему удивлению окружающих. У Хлебникова было одно время настроение исключить его из "золотого фонда" - уж больно незаменимый специалист по фитотрону и фотосинтезу хлореллы, нечего такому отдыхать в гермокамере. Но и тут Хотунков как-то очень тихо уладил конфликт: сходил поговорил с Хлебниковым по сугубо личному делу, а через неделю ушел в гермокамеру - испытателем.
Если судить о человеке только по делам - аттестация самая высшая. А вот если по словам... Немногие счастливчики удостаивались чести перемолвиться с Хотунковым за день двумятремя словами - не по делу. И тем не менее на исследованиях у психоневрологов Хотунков получил один из высших баллов. И это когда один из тестов, я знал это точно, как раз и заключался в том, чтобы при помощи речи максимально быстро установить нужный психологический контакт с совершенно незнакомым человеком. Тест называется "речевой коммуникабельностью". К нашему изумлению, психологи поставили по нему Хотункову "отлично". История настолько не" вероятная, что я не поленился, съездил в диспансер и встретился с одним из врачей. "Действительно, подтвердил врач, - уникальный случай, особенно в наш, можно сказать, болтливый век: в контакт с любым реципиентом вступал в минимальный срок - ни одного лишнего слова". Поскольку в роли реципиентов выступали сами члены комиссии - сомневаться не приходилось: случай и в самом деле редкий...
– Как самочувствие?
На экране вижу: сидят переговариваются, Михаил парням чтото рассказывает, Старцев даже жестикулирует - очевидно, речь идет о космонавтике.
Взгляд на монитор, на тебя, кажется, легкая улыбка... Ответил Старцев:
– Отлично, Александр Валерьевич. Поднимайте быстрее!
Через два часа мы добрались до двух с половиной процентов.
– "Площадка". Пять минут отдыха. Кто чувствует удушье - можете подышать чистым кислородом. Но не злоупотребляйте - потом будет трудно переходить на углекислую смесь. Как самочувствие?
– Нормальное.
Ответил Михаил. Кислородными масками не воспользовался никто. Это хорошо. Ибо чувствуют они себя там сейчас, судя по приборам, невесело: увеличился пульс, частое дыхание, повышенная электропроводимость кожи... Потеют.
– Миша, как выглядят члены экипажа? Подробно. Я включил магнитофон; рассказ Михаила очень важен - ни видеоконтроль, ни телеметрия не могли передать и "увидеть" того, что мог и должен был заметить опытный врач.
Секундная пауза.
– Легкая краснота. Дышим, кажется, чаще. Жарко. На лицах ребят мелкий пот... (А температуру в гермокамере снизили уже до девятнадцати градусов). В висках легкое покалывание...
– У всех?
– Нет, кажется. Но я чувствую.
– Так. Что еще? Опять секундная пауза.
– Ощущение тяжести. Такое впечатление, что работаем, несем тяжесть. Или бежим. Вот, кажется, все ощущения.
Все как по расписанию: все это мы ожидали - знали по литературным источникам и собственным опытам. Пока все нормально.
– Это пройдет. Организм адаптируется. Сейчас последний "подъем".
В течение часа закончилась адаптация: прошли головная боль, ощущение тяжести, пульс установился на восьмидесяти - у всех, но дыхание было по-прежнему частым и глубоким - частота понизится, знали об этом, не скоро. Никаких пока осложнений, никаких отклонений от программы. Ребята "подъем" на три процента перенесли отлично.
– Молодцы, - благодарю я их по связи.
– Адаптация закончилась. Можете отстыковаться и приступать к выполнению программы.
Я почувствовал, что сзади, за моим креслом дежурного врача, кто-то стоит. Оглянулся - Хлебников.
– Разреши, я им скажу пару слов. Я уступил кресло. Он сел, удобно устроился, подвинул микрофон поближе.
– Проголодались, товарищи?
На экране мелькнула чья-то белозубая улыбка. Потом кто-то ответил - не Михаил:
– Еще как, Григорий Васильевич!