Зелёная миля
Шрифт:
— Да, пожалуй. — На мгновение я подумал, а не предложить ли ей лечь в одну постель, но увидел ноющую боль в ее глазах и отказался от этой мысли. Потому что она могла бы согласиться, и согласиться только ради меня. А в этом хорошего мало.
Телевизионную комнату (у меня язык не поворачивается называть ее иначе даже иронически) мы покинули бок о бок, я замедлял шаг, чтобы не обогнать ее, она же с трудом передвигала ноги. В доме царила тишина, прерываемая редкими стонами из-за закрытых дверей: кому-то снился кошмар.
— Думаешь, ты сможешь уснуть? — спросила Элейн.
— Да, полагаю, что да, — уверенно ответил я, но, разумеется, не смог. Пролежал на кровати
На завтрак я, конечно, не пошел. После такой ночи не до завтрака. Прямым ходом отправился на веранду и начал писать.
Призраки, ну и что?
О призраках я знаю больше многих.
Глава 2
Ну что, парни? — гоготал Уэртон. — Веселенькая заварушка, да? Все как надо?
С воплями и хохотом он продолжал душить Дина. Почему нет? Уэртон не хуже нас знал, что на тот свет мы можем отправить его только один раз.
— Врежь ему, Перси, врежь! — крикнул Гарри, пытаясь подняться. Но Перси лишь стоял с дубинкой в руках, вытаращив глаза. Ему выпал шанс, которого он ждал, представилась возможность использовать свою любимицу по прямому назначению, но он перетрусил и, наверное, вообще позабыл о дубинке. Да уж, это тебе не запуганный маленький француз и не черный гигант, едва понимающий, какая в нем силища. Сейчас перед Перси был сам дьявол во плоти.
Я выскочил из камеры Уэртона, отбросив папку и вытаскивая револьвер тридцать восьмого калибра. Второй раз за день я забыл про свою болезнь. Я не сомневаюсь, что другие, глядя на Уэртона, видели тупое лицо и пустые глаза, но передо мной предстал другой Уэртон. Я видел не лицо, а звериную морду. И на морде этой нельзя было прочитать ничего разумного, лишь хитрость… безжалостность… и радость. Да. Он делал то, ради чего появился на свет. Место и обстоятельства значения не имели. А еще я увидел побагровевшее, раздувшееся лицо Дина. Уэртон углядел револьвер и развернул Дина так, чтобы он оказался между нами. Поэтому, выстрелив, я мог попасть скорее в надзирателя, чем в заключенного. А из-за плеча Дина сверкающий синий глаз Уэртона вопрошал, рискну я нажать на спусковой крючок или не посмею. Второй глаз Уэртона прятался за волосами Дина. А позади я видел застывшего в ступоре Перси с приподнятой дубинкой. И тут произошло чудо: на пороге возник Брут Хоуэлл. С перевозкой лазарета они управились, и он зашел к нам, чтобы спросить, не хочет ли кто выпить с ним кофе.
Вот уж кто действовал без промедления. Отшвырнул Перси в сторону, выхватил собственную дубинку и со всей силы обрушил ее на затылок Уэртона. Послышался глухой удар, будто бил Зверюга по пустой полости, и цепь, охватывающая шею Дина, ослабла. Уэртон рухнул на пол, словно куль с зерном, а Дин с вылезшими из орбит глазами, хрипя, отполз в сторону, одной рукой потирая шею.
Я опустился рядом с ним на колени. Он тряхнул головой.
— Все нормально. Разберитесь… с ним! — он указал на Уэртона. — Под замок его! В камеру!
Я-то, грешным делом, подумал, что после такого удара камера Уэртону не понадобится. Решил, что ему хватит и гроба. К сожалению, нам не повезло. Уэртон отключился, но не умер. Он лежал на боку, вытянув руку, касаясь кончиками пальцев линолеума на Зеленой миле, с закрытыми глазами, дышал редко, но регулярно. Губы его изогнулись в легкой улыбке, словно он заснул под свою любимую колыбельную. Тонюсенький ручеек крови стекал с волос за воротник новой арестантской куртки. И все.
— Перси! — отрывисто бросил я. — Помоги мне!
Перси не шевельнулся, так и стоял, прижавшись к стене, с широко раскрытыми, остановившимися глазами. Я не уверен, что он понимал, где находится.
— Перси, черт побери, помоги мне оттащить его!
Тут он сдвинулся с места, к нам присоединился и Гарри. Втроем ты отволокли лежащего без сознания мистера Уэртона в его камеру, а Зверюга тем временем помог Дину подняться и осторожно, словно мать, поддерживал его, пока тот пытался продышаться.
Наш новый проблемный ребенок не подавал признаков жизни три часа, а когда очухался, не выказал ни единого симптома, обусловленного жестоким ударом Зверюги. Стремительность его движений осталась прежней. Только что он лежал на койке, не подавая признаков жизни, а мгновением позже уже стоял у решетки (двигался он бесшумно, как кошка) и смотрел на меня. Я сидел за столом дежурного, писал рапорт о случившемся. Почувствовав чей-то взгляд, я поднял голову и аж подпрыгнул от изумления, увидев, как он щерит в ухмылке почерневшие, сгнившие зубы, которых у него во рту осталось не. так уж и много. Я попытался не выказать изумления, но он, несомненно, прочитал мои мысли.
— Эй, халдей. В следующий раз придет твоя очередь. И уж тут я не дам маху.
— Привет, Уэртон. — Мне с трудом удалось не повысить голос. — Учитывая известные обстоятельства, мы обойдемся без приветственной речи, не так ли?
Его улыбка чуть увяла. Наверное, он ожидал другой реакции, да и я, возможно, в иной ситуации отреагировал бы не так. Но, пока Уэртон лежал без сознания, случилось нечто удивительное. Пожалуй, одно из главных событий, о которых я хотел бы рассказать вам на этих страницах. А теперь посмотрим, поверите ли вы мне.
Глава 3
После того как все закончилось, Перси раскрыл рот лишь однажды: чтобы наорать на Делакруа. По причине перенесенного потрясения, но никак не из тактичности. С этим у Перси было плохо. Нас это более чем устраивало. Если б он начал жаловаться на то, что Зверюга слишком сильно толкнул его, или удивляться, почему никто ему не сказал, что иной раз в блоке Е появляются столь малоприятные личности, как Дикий Билли, думаю, мы бы его убили. После чего могли пройти Зеленую милю уже в новом качестве. Забавная, знаете ли, идея, если задумываешься об этом. Но Перси не предоставил мне шанса сыграть ту роль, что блистательно исполнил Джеймс Кэгни в «Белой жаре».
Короче, убедившись, что Дин может дышать и не рухнет без чувств на зеленый линолеум, Гарри и Зверюга повели его в лазарет. Делакруа во время потасовки сидел тихо как мышь (в тюрьме он пробыл достаточно долго и знал, когда следует молчать, а когда можно подать голос). Но стоило Гарри и Зверюге повести Дина к выходу, как Делакруа пожелал узнать, что тут происходит. Да еще таким тоном, будто кто-то нарушил его конституционные права.
— Заткнись, гребаный педик! — рявкнул Перси с такой яростью, что на шее у него вздулись вены. Я положил руку ему на плечо и через рубашку почувствовал, как он весь дрожит. Частично от испуга (снова и снова мне приходилось напоминать себе, что одна из причин его неадекватного поведения — возраст. Двадцать один год, чуть старше Уэртона), но в основном от ярости. Он ненавидел Делакруа. Почему — я не знал, но ненавидел.