Зелёная миля
Шрифт:
— Сходи в административный корпус и посмотри, на месте ли начальник тюрьмы Мурс, — приказал я Перси. — Если да, подробно доложи о случившемся. Скажи ему, что мой рапорт он получит завтра утром, если я успею его написать.
Перси аж раздулся от гордости. Еще бы, такое ответственное поручение. Я даже подумал, что он отдаст мне честь.
— Да, сэр. Доложу.
— Начни с того, что ситуация в блоке Е нормализована. Учти, что донесение не рассказ. Начальник тюрьмы не погладит по головке, если ты будешь отходить от фактов.
— Не буду.
— Вот и хорошо. Иди.
Он двинулся к двери, потом повернулся ко мне. Пожалуй, другого от него ждать и не следовало. Перси всегда все делал наоборот. Я хотел, чтобы он ушел как можно быстрее, пах у меня горел огнем, а он как нарочно тянул время.
— С вами все в порядке, Пол? Может, заболели? Подхватили грипп? У вас лицо в поту.
— Может, я чего-то и подхватил, но в целом все в порядке. Иди, Перси, доложись начальнику тюрьмы.
Он кивнул и на этот раз ушел: благодарю тебя, Господи, за маленькие благодеяния. Как только за ним закрылась дверь, я рванул в свой кабинет. Согласно инструкции за столом дежурного обязательно должен кто-то сидеть, но в тот момент мне было не до инструкций. Чувствовал я себя совсем скверно — как утром.
Я сумел добраться до туалета и вытащить свое хозяйство из брюк до того, как полилась моча, но запас времени не превысил двух секунд. Мне пришлось прижать одну руку ко рту, чтобы заглушить рвущийся крик, а другой схватиться за раковину. Это дома я мог упасть на колени и налить лужу у поленницы. Здесь, упади я на колени, моча разлилась бы по полу.
Так что я устоял на ногах и не закричал, хотя далось мне и первое, и второе с превеликим трудом. Казалось, мочу наполняли мелкие осколки битого стекла. Из унитаза поднимался неприятный, болотистый запах, а сама моча была мутная, наверное, от гноя.
Я сдернул с вешалки полотенце и вытер лицо. Перси не ошибся, пот катился градом. Я повернулся к металлическому зеркалу. На меня глянула красная физиономия температурящего человека. Сто три? Сто четыре? [25] Я повесил полотенце, спустил воду и медленно зашагал через кабинет к двери, ведущей в блок. Я боялся, что Билл Додж или кто-то еще может войти и увидеть трех заключенных и полное отсутствие надзирателей, но мои опасения оказались напрасными. Уэртон лежал без сознания на койке, Делакруа сидел молча, а Джон Коффи (меня словно пронзило молнией) вообще не подавал признаков жизни. Дурной знак.
25
Соответственно 39,5 и 40 градусов по шкале Цельсия.
Я двинулся вдоль Мили и в тревоге заглянул в камеру Коффи: вдруг он покончил с собой одним из распространенных в коридорах смерти способом: то ли повесился на штанах, то ли перегрыз себе вены. К счастью, мои мрачные предположения не подтвердились. Коффи сидел на дальнем конце койки, положив руки на колени, самый большой человек, каких мне только доводилось видеть, и смотрел на меня странными, мокрыми от слез глазами.
— Командир?
— Что такое, здоровяк?
— Я должен вас увидеть.
— Разве ты не смотришь на меня, Джон Коффи?
Он промолчал, продолжая сверлить меня странным, влажным взглядом.
Я вздохнул.
— Одну секунду, здоровяк.
Я повернулся к Делакруа, который стоял у решетки, отделяющей его камеру от коридора. Мистер Джинглес, его ручной мышонок (Делакруа говорил всем, что это он научил Мистера Джинглеса разным фокусам, но мы, работавшие на Зеленой миле, сошлись во мнении, что Мистер Джинглес до всего дошел сам), без устали перебегал с одной вытянутой руки Делакруа на другую, как цирковой акробат летает между трапециями, подвешенными над ареной. Глазки его широко раскрылись, ушки он прижал к головке. Я не сомневался, что мышонок чутко отзывается на нервное состояние Делакруа. На моих глазах Мистер Джинглес сбежал по штанине Делакруа на пол, помчался к дальней стене, где лежала ярко раскрашенная катушка из-под ниток, прикатил ее к ноге Делакруа и поднял головку, стараясь привлечь его внимание, но маленький француз на какое-то время забыл о существовании своего дружка.
— Что случилось, босс? — спросил он. — Кому досталось?
— Сейчас все нормально, — ответил я. — Наш новый постоялец ворвался сюда как лев, но теперь больше напоминает барашка. Хорошо то, что хорошо кончается.
— Ничего не кончено, босс. — Делакруа посмотрел на камеру, в которую мы определили Уэртона. — L’homme mauvais, c’est vrai. [26]
— He стоит тебе волноваться из-за этого, Дел. Никто не собирается заставлять тебя прыгать с ним через скакалку.
26
Это злой человек, очень злой (фр.).
За моей спиной что-то заскрипело: Джон Коффи поднялся с койки.
— Босс Эджкомб! — позвал он. — Мне надо поговорить с вами!
Я повернулся к нему, думая, почему нет, конечно, разговоры с осужденными — наша прямая обязанность. При этом я изо всех сил старался не дрожать, потому что из жара меня бросило в холод. Всего, за исключением паха. Там меня словно разрезали, насовали внутрь раскаленных углей и зашили снова.
— Так говори, Джон Коффи! — ответил я, надеясь, что мой голос звучит легко и непринужденно.
Мне показалось, что впервые после появления в блоке Е Джон Коффи действительно оказался среди нас. Слезы, вечно сочащиеся из уголков его глаз, высохли, и я знал, что он видит перед собой того, на кого смотрит: мистера Пола Эджкомба, суперинтенданта, или старшего надзирателя «Блока Е», а не какое-то только ему ведомое место, куда он хотел возвратиться, дабы предотвратить им же содеянное.
— Нет, вы должны войти сюда.
— Ты же знаешь, что я не имею права этого делать. — Я все старался сохранить непринужденный тон. — Во всяком случае сейчас. Я в блоке один, а ты тяжелее меня на полтонны. Одна заварушка сегодня у нас уже была, так что хорошо бы обойтись без второй. Мы можем поговорить через решетку, если ты не возражаешь, и…
— Пожалуйста! — Он так крепко сжимал прутья, что побелели не только костяшки пальцев, но и ногти. Лицо его вытянулось от напряжения, по выражению его странных глаз чувствовалось, что ему это очень нужно. Почему — я не понимал. Наверное, понял бы, если бы не жжение в паху, понял бы, что он хочет показать мне, каким образом я могу ему помочь. Узнав, чего хочет человек, ты узнаешь человека. Эту истину опровергнуть мне еще не удалось. — Пожалуйста, босс Эджкомб! Вы должны войти!
Идиотизм какой-то, подумал я и тут же понял, что намерен совершить еще более идиотский поступок: подчиниться. Я снял с пояса кольцо с ключами и начал искать те, что открывали камеру Коффи. Он мог бы переломить меня об колено, словно палку, даже когда я пребывал в отличной физической форме, а в тот день я был совсем плох. Тем не менее я собирался войти в его камеру. По собственной воле, через полчаса после наглядной демонстрации того, куда могут завести тебя глупость и небрежность, если имеешь дело с приговоренными к смертной казни. Я собирался отпереть дверь, войти в камеру гиганта и посидеть с ним. Если б меня застали в его камере, я бы вылетел с работы, даже если б он ничего со мной и не сделал, но я все равно собирался войти к нему.