Зелёная пиала
Шрифт:
На мгновение ветер утих, и вдруг до слуха ребят донёсся такой знакомый, такой домашний крик осла.
Бяшим обрадовался.
«Ребята, слышите?» — хотел он крикнуть товарищам, но вместо крика из его горла вырвался только жалкий писк.
— Да идите же вы! Не время стоять! — торопил Аман. Он тоже слышал крик ишака, но знал, что в бурю путники погибали даже у самых стен аула.
Собрав последние силы, ребята пробежали ещё несколько шагов и упёрлись в высокий глинобитный дувал — ограду какого-то дома. Здесь было тише. Оглушённые и измученные, ребята перевели дыхание, потом медленно пошли вперёд, цепляясь за шершавую стену. Они обогнули угол
— Эй, ребята! Это не наш аул! У нас нет такого высокого дувала! — испугалась Гюль.
Бяшим вытер полой халата мокрое лицо и глянул вокруг:
— Куда же мы забежали?
— Далеко забежали, — сказал Аман, указывая на плоскую крышу, видневшуюся из-за дувала. — Не узнаёте?
— Нет!
Ребята переглянулись.
— Так это же знаменитая чайхана стариков!
— Чайхана стариков? — не понял Бяшим.
— Ну да, здесь собираются все старики, — оживилась Гюль. — Это та самая чайхана, где живёт тётушка Сона-Эдже. Её муж — чайханщик!
— И сюда от нас километров десять! — закончил Аман.
Он протянул руку к калитке, но Гюль тотчас же остановила его:
— Куда? Ты же сам сказал, что это чайхана стариков. Нас сюда не пустят!
— Ну да, не пустят! — запыхтел Бяшим. — Понюхаешь перцу — в тарелку чихнёшь! Не оставаться же нам под снегом! — И он решительно взялся за щеколду.
Во дворе было тесно. У самых ворот, прижавшись друг к другу, лежали два верблюда, и крупные хлопья снега медленно таяли на их коричневых спинах. Маленькие ишаки сбились кучей на середине двора и, подставив непогоде хвосты, громко дышали, пережёвывая сухое сено. Большая собака с обрезанными ушами выглянула из конуры и нехотя залаяла на ребят. Но вот дверь чайханы стукнула, и на террасу, увитую сухими ветками винограда, выбежал сам чайханщик — круглолицый толстяк в белом переднике и таких же нарукавниках. Увидев промокших и посиневших ребятишек, он хлопнул себя ладонями по коленям и закричал:
— Ой, беда на мою голову! Откуда вы взялись в такую бурю? У меня в чайхане полно стариков, а непогода принесла молодых! — Он схватил всех троих в охапку и решительно потащил в дом.
Удивительная тишина и чудесное тепло охватили ребят, как только захлопнулась за ними дверь чайханы. Даже не верилось, что на дворе бушует снежная буря, — так надёжно укрылись здесь люди, застигнутые в песках непогодой.
Ребята осмотрелись. Мягкий свет очага освещал большую комнату, а в воздухе носился тонкий аромат кок-чая — зелёного чая — любимого напитка туркмен. Действительно, тут были одни старики! В стёганых ватных халатах, в халатах из верблюжьей шерсти, в шёлковых домотканых халатах, они сидели на чистых кошмах, разостланных по гладкому глиняному полу чайханы. Некоторые играли в шашки, другие прихлёбывали чай из маленьких чашечек, и целые башни пузатых чайников высились перед ними на цветистых подносах.
Но больше всего народа собралось возле седобородого гостя-узбека, старика в большой белой чалме. Узбек держал в руках необыкновенно красивую зелёную пиалу и, улыбаясь, рассказывал что-то своим соседям. Ребята не знали этого человека, как не знали многих, застигнутых в чайхане снежной бурей. Должно быть, пришли они с караванами издалека. Но ребята хорошо знали тётушку Сона-Эдже, хлопотавшую возле пузатого медного самовара. Частенько эта говорливая женщина приезжала к ним в аул за продуктами, шутила с ребятами, наделяла их сладостями.
Приложив руку к груди, Гюль первая почтительно поклонилась гостям, а за ней поклонились и мальчики. Аксакалы закивали в ответ, пряча под седыми усами улыбки. Такая вежливость им понравилась.
— Аю, милые! Где же были глаза ваших матерей, что они пустили вас гулять в такую непогоду! — зашептала Сона-Эдже, подбегая к ребятам. Она потащила их в дальний угол чайханы, поближе к стойке, и усадила на мягкой белой кошме.
— Только вы не шалите, ягнята мои. Седобородые достойны уважения. Это отцы ваших отцов, а некоторые приходятся вам прадедами! — наставляла она нежданных гостей, накладывая им сладостей на тарелку.
Но ребята и не собирались шуметь. Обласканные теплом и покоем, они степенно, как взрослые, налили в маленькие, разрисованные розами, чашечки горячий кок-чай, взяли по леденцу и принялись уплетать лепёшки.
— Ой, ребята! Что-то дома у мамы чай не такой вкусный! — шептал Бяшим, набивая рот халвой.
— А ты побегай ещё под снегом, — тебе и кипяток покажется сладким! — засмеялся в ответ Аман.
Гюль притихла и молча разглядывала чайхану. Здесь всё её занимало — и пёстрые халаты гостей, и маленький радиоприёмник на полочке, но больше всего ей хотелось послушать, о чём говорят старики. Отец говорил ей как-то, что рассказы старых людей, их шутки и чудесные песни славятся далеко за пределами края. Однажды приехали учёные-этнографы из самого Ашхабада, чтобы записать из уст стариков легенды и поговорки. Но старики-аксакалы так расшутились и перебрасывались такими меткими поговорками, что перья выпали из рук учёных. Они смеялись до слёз и до утра не могли расстаться с шутниками-рассказчиками.
Гюль прислушалась к словам старика-узбека.
— Эту старинную пиалу подарил мне мой верный друг и знаменитый рассказчик, — продолжал узбек свою беседу. — Но подарок был сделан с одним условием, — прибавил он и хитро улыбнулся: — Кто будет пить из зелёной пиалы, тот должен рассказать гостям забавную и поучительную историю. Поэтому в нашей семье мою пиалу так и прозвали — «чаша рассказов»! Эй, аксакалы! Кто из вас хочет отведать чая из зелёной пиалы? Ей не мало лет, и расписана она искусным мастером, а чай в ней будет вкуснее втрое!
Старики засмеялись в ответ, но никто не протянул руки к прозрачной чашке, наполненной душистым напитком. Тогда узбек медленно обвёл взглядом чайхану и с поклоном протянул пиалу высокому длиннобородому старику, сидевшему за шахматной доской.
И Гюль, и Аман, и Бяшим хорошо знали этого человека.
Бавам-ата был одним из самых уважаемых людей в их ауле. Замечательный плотник, он, несмотря на свои восемьдесят лет, никогда не отказывался от работы. Недаром говорили в народе, что во всём районе никто не может так прочно и так красиво построить айван-террасу, как старый Бавам-ата. Молодые плотники приезжали даже из далёких аулов, чтобы полюбоваться на работу искусного мастера.
Но Бавам-ата не сразу взял зелёную пиалу. Долго смотрел он на тонкий пар, поднимавшийся над чашкой, и молчал. Только лёгкая улыбка мелькала под его седыми усами.
Тогда все посетители чайханы стали кланяться и просить старика отхлебнуть хотя бы глоток чая из заветной «чаши рассказов».
Проворный чайханщик подал поднос с печеньем, а услужливая Сона-Эдже поставила перед стариком блюдце с мелко наколотым сахаром.
Чайханщик сказал:
— Яшули, уважаемый! Мудрая беседа дороже золота и слаще мёда! А ты у нас — первый рассказчик! Порадуй же дорогих гостей, — прими зелёную пиалу!