Зелёная земля
Шрифт:
но кому на тебя вообще наплевать…
тоже, в общем-то, некое счастье!
Твёрдо зная, что миру нет дела до нас,
презирая Парнас, не ходя на Парнас,
всё же – слабо интересоваться,
как дела на Парнасе: немножко следя
за развитьем событий, за ролью вождя…
любопытствовать, но не соваться!
Я живу далеко, ни во что не суюсь,
но когда мне и тут вот советский союз
предлагают под видом искусства,
я
то уж лезу совсем, так сказать, на рожон,
не спуская такого паскудства -
что, конечно же, зря!.. Вообще-то я лишь
посторонняя птица, случайная фишь -
хорошо бы мне знать своё место -
где-нибудь на краю, на отшибе, в тени
между «здесь» и «вдали», между «мы» и «они» -
без согласья, но и без протеста.
Хорошо при своих оставаться нулях,
хорошо быть нелепым значком на полях,
только портящим строгую смету!
Хоть значок бы, наверное, всё объяснил,
но понять его нет ни желанья, ни сил
у эпохи, ни времени нету…
23
…и почти что бесплатный кругом виноград -
в ноябре-то! – из Греции, как говорят,
ибо в Греции… дальше понятно.
Я бы съездил туда, да какая ж нужда?
Виноград всё равно ведь привозят сюда
и уже не увозят обратно.
А представить себе: виноград увезли -
мы тут все бы, наверно, с ума бы сошли:
как же выживешь без винограда!
Эти полупрозрачные полушары,
этот праздничный треск золотой кожуры,
эта солнечная канонада…
Восемь крон за тяжёлую влажную гроздь -
и в теченье как минимум часа ты гость
на Олимпе: гуляй без надзора!
А твоё скандинавское прошлое… брось,
не ходи туда больше: продует насквозь -
как собаку, как пса, как трезора.
Я живу для того, чтобы есть виноград -
обжираючись им, гроздью за гроздью подряд,
и куда в меня только влезает!
Говорят, это детство в советской стране
отзывается поздним приветом во мне
и оттуда меня истязает…
Дескать, всё, чего прежде недополучил
и т. д. и т. п…Но из детских кручин
я одну только помню, пожалуй:
всё хотелось умчаться в чужие края -
в те края, где теперь-уже-болыпе-не-я
за каретой бегу обветшалой…
24
…чтоб оставили только в покое! Хотя…
кто ж тебя беспокоит, большое дитя?
Да никто тебя не беспокоит.
Хочешь целую жизнь у бирюлек своих
просидеть – да нейдёт к тебе взбалмошный стих,
хоть убейся и хоть всё такое!
Ты и сам-то подумай-ка: полный покой -
он тебе, извиняюсь, конечно, на кой?
Всё равно ничего не удастся:
слово вянет в руках – только срежешь с куста,
а в строфе уж такая, прости, темнота,
словно это глава из кадастра!
Жил бы так, как живётся, как люди живут:
это там было пусто и грустно, а тут
пальцем пошевели – и начнётся…
Что начнётся? Чего только ни пожелай:
мир так полон, что всё уже прёт через край -
прост расчётец: совсем без расчётца!
Видишь, рог изобилья тобой же зажат,
разожми только пальцы – да пальцы дрожат:
их почти уже мёртвая хватка
не даёт изобилью пролиться с небес -
на тебя, отказавшегося наотрез
от всего, что так просто и сладко.
«Нет, большое спасибо»; «Спасибо, нет-нет!»…
Над тобой уже весь потешается свет -
над затворником с чашкою кофе,
заслоняющим свет напряжённой рукой,
для которого только и дорог покой,
но которому нету покоя.
А
Начинаем на площади Нету Ни Кроны,
на старинной, где тьма дорогих ресторанов,
посторонних людей и старательных чаек,
собирающих здесь золотые объедки -
всем объедкам объедки, понятно откуда.
Что касается чаек, то чайки – из моря:
это прямо за площадью Нету Ни Кроны -
судя по постоянному пенью сирены.
Разумеется, море сюда забегает:
украдёт что-нибудь и – сбегает обратно.
А купить всё равно ничего невозможно:
это не для продажи, а так… извините.
Жизнь тут жмётся к домам, ибо плохо одета
и в кармане, как водится, вошь на аркане:
этим не расплатиться не то что за завтрак -
за вчерашник и то даже не расплатиться…
даже просто за право стоять в отдаленьи
от безлюдного завтрака в Нет, Ваша Милость.
А духи вылетают серебряной тучкой -
прямо как бы из «Милости» и, растерявшись
на открытом пространстве, сиреневой точкой
исчезают, оставив на память фиалку -
авангардной старушке из бурого камня.
А хороший дымок от хорошей сигары
улетает, совсем ничего не оставив,