Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)
Шрифт:
— Вы… вы очень красивая!
— Я?.. Неужели? — немножко удивилась девушка и опустила голову.
— Да, вы очень красивая… Вы помните нашу первую встречу утром? Я как вас увидел, чуть не упал. Вы так изменились!..
— И вы тоже, — тихо промолвила Гюльчехра.
Абдулла рассмеялся:
— Нет, я все такой же.
— Ну и я все такая же.
— Почему же вы тогда говорите со мной на «вы»?
— Не знаю…
«А если я ее поцелую? — мелькнуло в голове у Абдуллы. — Что она скажет, если я ее поцелую?»
— Так вы не знаете?
— Нет.
— Вы знаете, Гюльчехра, посмотрите на меня.
Она подняла на него свои глазищи. И в этот момент Абдулла слегка обнял ее и дотронулся губами до ее щеки.
— Что вы делаете? — тихо сказала Гюльчехра. Она отстранилась от него и закрыла глаза руками.
Абдулла испугался: «А вдруг она уйдет?»
Но девушка не ушла. Она лишь продвинулась вперед шага на три и остановилась.
— Вот как, оказывается. Вы всегда так поступаете с девушками?
Абдулла понял по ее тону, что она не разозлилась.
— Всегда… — ответил он.
— Ведь это нехорошо.
Абдулла улыбнулся.
— Нехорошо это… — повторила Гюльчехра. — Разве можно такое делать не любя?
— Можно! — сказал Абдулла. Он подошел к ней и снова взял ее за руку. Девушка попятилась. — Подождите, Гюльчехра, подождите! Мои слова не от сердца, я вам сказал неправду. Я в первый раз вот так… вот так поступил. Я вас люблю, Гюльчехра. Вы слышите: люблю!
Гюльчехра растерялась. Она никак не ожидала, что так быстро будут сказаны эти слова, не ожидала, что все так просто получится. Абдулла между тем нашел и другую ее руку.
— Гюльчехра! Это было как гром. Только я не сразу понял. Вы верите мне?
Гюльчехра молчала.
— Почему вы не отвечаете?
Девушка уже не отстраняла его от себя. Она стояла, опустив голову.
Вдруг Гюльчехра подняла глаза, и Абдулла обомлел. Глаза Гюльчехры были полны слез. Она плакала.
— Что случилось, Гюльчехра? Я вас обидел? Вы обиделись на меня?
Она покачала головой.
— Почему же вы плачете?
— Просто так… Когда вы уезжаете?
— А что?
— Не уезжайте…
И Абдулла наконец понял то, что он мог бы понять и раньше. Он был на седьмом небе от счастья.
8
Этот и последующие вечера заметно изменили жизнь молодых людей. Что бы они днем ни делали, чем бы ни занимались, перед их мысленным взором снова и снова возникали мельчайшие подробности ночных встреч. Еще с утра словно подгоняли они время, чтобы скорее наступил вечер. Это было самое главное — чтобы наступил вечер, чтобы была темнота. Теперь они уже не мучились, не обдумывали заранее, о чем говорить, как себя держать.
Они торопили солнце — ну что ему стоит поскорее опуститься? — а потом выходили из своих домов.
Встречались они чаще всего в ивовой роще, недалеко от плотины, где выбивался из земли прохладный говорливый родник. Полюбили они гулять и в ночном яблоневом саду. Здесь каждая тропинка, каждый камень стали для них родными. Они так и говорили: «наш камень», «наш родник», и это нисколько не казалось им странным.
Наверно, они были вполне счастливы, особенно в первые вечера. Однако день отъезда Абдуллы все приближался. Надо было что-то решать.
«Что я должна делать? — думала Гюльчехра, возвращаясь домой, и не находила ответа на свой вопрос. — Что, если это неожиданное, небывалое счастье пройдет как сон?»
Ей было намного труднее, чем Абдулле. Она знала, что не сможет уехать из кишлака. Вот и мучилась. Откровенно объясниться с Абдуллой у нее не хватало смелости. Гюльчехре казалось, что только она заикнется об этом, как Абдулла сразу же к ней переменится, их отношения не смогут остаться прежними. Это было страшно.
Но не могла же она, в самом деле, уехать с ним в Таш кент! А как же больная мать? Это прежде всего…
Каждый раз, подходя к постели матери, Гюльчехра убеждалась в том, что никуда она не уедет от нее, она просто не сможет иначе.
Мать Гюльчехры Саодат была тяжело больна. В прошлом году весной простудилась и пролежала дней шесть. Потом как будто выздоровела. Но все чаще стала жаловаться на тяжесть в груди. Саодат думала, что это скоро пройдет, старалась забыться в работе. Не вышло. Осенью она слегла. Ганишер-ака повез жену в Коканд, и ее оставили в больнице.
Диагноз был страшный — рак легких… Конечно, Саодат об этом не сказали.
Кто-то посоветовал Ганишеру-ака обратиться к ташкентским врачам. Поехали в Ташкент. Диагноз подтвердился… Какие только врачи не осматривали Саодат! Но легче ей от этого не становилось. И Ганишер-ака привез жену обратно в кишлак.
У Саодат пропал аппетит, она сильно похудела.
В кишлаке только три человека знали, какая у нее болезнь, — муж, дочь и председатель колхоза… Горе пришло в семью. Бедный Ганишер-ака места себе не находил: ведь Саодат была для него и женой, и матерью, и верным другом. Отчаяние захлестывало его, когда он ночами сидел у ее изголовья. Утром он уходил на работу, но два-три раза в день урывал время, прибегал взглянуть на жену.
Хозяйство лежало теперь на плечах Гюльчехры. Днем она не знала ни минуты покоя. Внешне все в доме оставалось по-прежнему: везде чистота, порядок, маленький Алишер ухожен, накормлен.
В один из вечеров Гюльчехра с Абдуллой решили вспомнить детство и отправились на дальний полевой стан, возле которого был хауз. Обратно они возвращались чуть не бегом, и все же Гюльчехра пришла домой позже обычного. Она наскоро сполоснула лицо и руки и подошла к постели матери. Было тихо, только возле окна посапывал на тахте младший брат Алишер.