Зеленое солнце
Шрифт:
— Я, конечно, всегда знал, что ты, Лянка, дура. Но никогда не думал, что до такой степени. Даже у курицы мозгов больше. Наградил отец сестрицей.
— Пусть дура, пусть! — упрямо взвилась Ляна и запричитала: — Не нравится она мне, Стах, понимаешь? Совсем не нравится. И как я этой беспутной Назарчика отдам своими собственными руками? Он же единственный у меня. Нет, я понимаю, какой морок на него нашел. Она девка видная, ладная. Такая окрутит — глазом моргнуть не успеешь. Но он-то ей на что сдался?
— Тьфу ты, идиотка! — выругался Стах и упал рядом с ней на диван. — Ты сына своего видела, а?
— Шо-шо? — икнула сестра и уставилась на Стаха.
— То! Жизнь прожила, сына вырастила и так нихера и не поняла! Странно, что он у тебя вообще разговаривать умеет, хотя это, видимо, моя заслуга и Иришкина… Черт! Ляна, ты сама не видишь, что ты для него сейчас хуже вражины? Парень девку свою защищает, это нормально. Смирись, — и увидев, что Ляна пытается раскрыть рот, чтобы немедленно возразить, заткнул ее еще более громким: — Смирись! И пережди! Не в ЗАГС же они побежали. Сентябрь на носу, Милана уедет, а когда она с глаз долой, то и с ним уже можно будет как-то общаться и что-то объяснять. Да и вообще, сколько всего случиться может!
— Ну так… — все-таки подала она голос, — жениться же, говорит, собрались.
— Когда? Они сами не знают когда, Лянка! Она вот-вот вернется домой, ей не до него будет, учеба, друзья, парни, опять же. Сама говоришь — вертихвостка. А Назар… Назара я возьму в оборот, не переживай. Он у меня пахать будет до посинения. Я найду способ, как его удержать.
— Удержи его, Сташек, удержи, — закивала она. — Это всё дурная кровь в голову бьет, отцовская. Удержи… А мы ему потом хорошую девочку найдем, правильную, чтоб не мечтал о глупостях разных.
Ляна была неисправима. Подыхать будет — а все об одном. Курица.
С самого детства она его раздражала, но делать было нечего, семья. Если отец был так занят своей мужичкой, что на дочь внимания никто не обращал и выросло то, что выросло, то это точно не его беда. Ему по горло своего горя. И своих забот.
Станислав Янович поморщился, что-то брякнул Лянке в ответ и свалил из кабинета и из дома — на ферму, к лошадям, в лес, где было сыро и прохладно, несмотря на невыносимо душный и жаркий август. Чтобы побыть в одиночестве. Дом, любимый, ставший убежищем после гибели семьи, сейчас его душил. Потому что там, на втором этаже, Назар был с Миланой. И что бы между ними ни происходило, все это означало одно — он не смог. Он впервые за последние семь лет чего-то так сильно, так отчаянно хотел, но не смог…
Черта с два не смог!
Цыплят по осени считают. Если лето осталось за Миланой и Назаром, то осень — осень будет его. И все, что после, тоже его. Отыграется.
Домой он вернулся к ужину, уже почти успокоившийся и расслабленный. Принимающий то, что случилось, и больше не видящий в этом чего-то непоправимого. Да он с самого начала не видел. Иногда нужно просто перебеситься, а потом обязательно все встанет на свои места.
Ужинали они сегодня в кои-то веки с Миланой вместе. К вечеру Стах придумал, куда услать Назара на всю ночь — повод появился сам, активизировались молодые и ретивые, подговаривали мужиков, пытались отжать под свой контроль прииск. Надо было решать, а кому решать, как не любимом племянничку, которого он не далее, чем днем облагодетельствовал. В общем, Назар ускакал платить сторицей дядюшке. И это автоматически приводило Милану прямиком к нему, потому что больше ей делать точно было нечего.
Она же за ужином выглядела спокойной и вполне довольной жизнью. И тоже, мать ее, светилась изнутри, точно так же, как Назар. Стах некоторое время наблюдал это ее свечение, а потом, почему-то улыбнувшись, причем вполне искренно, проговорил:
— Ты сегодня замечательно выглядишь. Тебя можно поздравить?
Оторвавшись от тарелки, Милана подняла голову и сдвинула брови, и это движение неуловимо напоминало Назарово, а когда поняла, что имел в виду Шамрай, улыбнулась.
— Можно, — кивнула она.
— Тогда поздравляю. Неожиданно вы, Назар удивил. И ты тоже… удивила.
— Чем же?
— Глубиной чувств. Ты счастлива?
— В ваших словах слышится сарказм, Станислав Янович. Но я вам отвечу. Да, я счастлива.
Стах оценил. Склонил голову в знак согласия. И в этом жесте тоже читалось что-то Назарово. Как когда он сказал ей это свое «Принято». Но в отличие от Назара, который и раскрывался-то только с ней, а пока не стали общаться — и слова не выманишь, этого недобитого шляхтича хлебом не корми — дай высказать свое авторитетное мнение. Потому сейчас он, помолчав и отпив из стакана воды, не иначе для того, чтобы смочить пересохшее горло, сказал:
??????????????????????????- Нет, Милана, это не сарказм. Я просто задумался. Получается, мы, хоть так, хоть эдак, а с твоим отцом станем родственниками. Иначе, чем думал я. Но знаешь, это и к лучшему. Это как-то… естественнее, что ли. На свадьбу-то позовешь? Как обещала?
— Депутат, типа, полезный родственник? — хмыкнула Милана, но ответа ждать не стала, смягчила: — Мы обязательно позовем вас на свадьбу. Думаю, вы первый получите приглашение.
— Спасибо. Назар рассказал, как я Лянку уламывал, что ли?
— Вспомнила, как меня измучили вопросом «А твой папа правда депутат?»
— Ясно. Так а дальше что? В ЗАГС? Или были уже с вашей шустростью?
Милана настороженно взглянула на Шамрая, не понимая природы его настойчивого любопытства.
— Еще не были. В Кловске пойдем.
— То есть, теперь к родителям? — продолжал допытываться Стах.
— Теоретически — да, но чуть позже, когда я домой вернусь. Не по Скайпу же знакомиться.
— Ну да, тем более, сентябрь на носу. Ты какого числа уезжаешь? Я собирался в Кловск, могу подбросить числа двадцать девятого, — не ведя бровью, предложил он и потянулся за заварником.
— Спасибо, но я еще немножко побуду здесь, — сказала она, доедая ужин. Марья уже ставила на стол десерты, и Милана положила себе на тарелку приличный кусок штруделя. — Я билет на десятое сентября взяла, на поезд.
— На десятое? А учеба?!
— Что там может быть серьезного в начале года, — отмахнулась она. — А куратору я справку про ОРВИ подсуну.
От ее последних слов у Стаха брови подлетели буквально до самых волос, которых оставалось на голове еще довольно много, хотя мысок давно съехал гораздо выше положенного.