Зеленое солнце
Шрифт:
Города — нихрена не видел. Не успевал за городом. Запутался в развязках, понимая, что то ли карты, вшитые в операционку, устарели, то ли сам идиот. Несколько раз тщетно пытался дозвониться до Миланы, которая ему так и не отвечала весь день, а потом ее телефон оказался и вовсе выключенным. И наконец выяснил, что почти час кружил вокруг нужного отгроханного у реки жилищного комплекса, несколько раз проехав мимо.
Выдохнул только припарковавшись во дворе. Запоздало подумал, что надо было, наверное, что-то привезти. Цветы хотя бы купить. А он и правда дикарь, гнул свою линию, пока не долбанулся со всей дури. Выбрался
??????????????????????????Подъезд тоже угадал с трудом. Пришлось спрашивать у местных обитателей. Пользоваться домофоном Назар Шамрай в свои двадцать три года не только не умел, хотя интуитивно все было ясно, и схема на аппарате наличествовала, но не стал даже пробовать — повезло, что кто-то как раз выходил на крыльцо. Так и оказался внутри, в просторном холле первого этажа, с консьержем и огромным современным лифтом.
Восемнадцатый этаж. Cool. Миланкиным голосом.
А цветы все же зря не додумался купить. Все-таки лучше бы с ними. Тем более, реально виноват.
Назар прошел коридором, вдоль которого, почему-то напоминая гостиницу, располагались входные двери с номерками квартир. Нашел нужную. На секунду замер, искренно надеясь, что Милана дома и откроет. Эффект неожиданности ведь должен сработать?
И вдавил кнопку звонка, слыша, как тот разливается трелью внутри. А потом прозвучали шаги. Чуть тяжелые или это только так казалось.
«Звукоизоляция не фонтан, конечно», — успел подумать Назар, прежде чем дверь перед его носом распахнулась. И прямо перед собой он увидел такого же замершего, как сам, мужика, недоуменно уставившегося на него. Рослого, широкоплечего, с хорошо развитой мускулатурой и, соответственно … в одних черных боксерах, облепивших тело.
— Олекса? — севшим голосом спросил Назар после секундной паузы.
— Игорь, — представился незнакомец и неожиданно широко ему улыбнулся: — А вы к Милке? Проходите, я как раз ее жду.
— Что значит — жду? Милана где?
— Да шляется где-то, сам не в курсе. Эти бабы… Как утром свалила, так и нету. Да ты проходи, а то холодно! Милка моя все равно еще где-то в пути.
Через секунду ему стало не только холодно, но и больно. Назар со всей дури зарядил Игорю в нос. «Моя» — его добила. Как приговор им обоим. Потому что второй удар, пришедшийся в живот, этого урода подкосил и уронил на пол.
— Милана терпеть не может, когда ее имя сокращают, учти на будущее, — рявкнул Назар и, развернувшись, стремительно рванул к лифтам, не видя и не слыша уже ничего. Мудило, вроде бы, кричал что-то вслед… или громко стонал, приходя в себя. Но какая разница.
Какая, блядь, разница.
Уже больше ни в чем никакой разницы нет. Потому что сейчас его прикончили. Одним коротким словом «моя».
Квартира была «наша». А Милана была — «моя». Но не его.
Да и он — больше не он. Он теперь — отчаяние. Одно сплошное отчаяние.
Потому что она все-таки ему изменила. Потому что уничтожила. Потому что, блядь, они все были правы, а он оставался все эти месяцы развесившим уши лохом, который так и не понял… не понял, что то, что стало для него всей жизнью, в действительности было летним романом избалованной мажорки. Со скуки, от нечего делать, лишь бы скоротать время. Устроила себе каникулы, а он себе — сердце рвет.
Впрочем, в ту минуту, когда уши закладывало в лифте во время спуска, Назар еще об этом не думал. В голове его после вспышки ненависти была пустота. Отупляющая и на короткое время дающая облегчение. Потому что иначе организм просто не справится с нагрузкой. Разум — не справится. Он просто сойдет с ума, если все еще не сошел.
Навалится все остальное позже. И лютая боль, и лютая ярость, и лютое желание стереть себя нахрен с земли, потому что утратил единственное, что имело для него ценность. А прямо сейчас — его засосала растерянность, потому что он больше не знал, что ему делать. Земля сошла с орбиты. Назар — не чувствовал под собой опоры. Но никогда еще он не любил Милану так сильно, как в эти минуты спуска — понимая, что потерял. Простить не сможет. Да ей и не нужно.
26
Телефонный звонок лязгающим металлом терзал ломившие виски.
Назойливо и мерзко. И блядство в том, что униматься даже не думал, несмотря на то, что когда человек в адеквате, он в жизни не станет так настаивать. Настаивать быть услышанным.
Смешно. И как же погано. Паскудно как.
Шамрай приподнял голову с кровати и заставил себя разлепить глаза, по которым полоснул свет электрической лампочки. Он ни черта не помнил, почему не выключил его. И сколько уже спит — сходу не соображал. Он даже с трудом осознал себя лежащим в кровати в старой хате бабы Мотри, дошло не сразу. Пока это были только стены и потолок, убогие, древние, с облупившейся выцветшей краской.
Ха. Выцветшие цветы. Тоже ржач.
Телефон в ответ на его непрозвучавший ржач отрубился, и Назар откинул голову назад на подушку, будто бы прислоненный к горизонтальной поверхности затылок чем-то мог помочь в его беде. Беда — это когда внутри черепушки каша, огнем горит, больно. Вот сейчас главное сосредоточиться на боли. Тогда другое внутрь не проникнет. Он все делал, чтобы не проникло, чтобы длить и длить подвешенное состояние, в котором ничего не надо решать. Он не мог решить.
Назар приехал в Рудослав поздно ночью, и дорога какое-то время выручала его. Когда едешь, то, вроде как, не здесь и не там. В пути. В движении. Никаких конечных точек, одни многоточия. Нет, продольные линии посередине трассы, разметка. В те, самые первые часы его подобное положение более чем устраивало, потому как сил на что-то еще попросту не осталось.
Когда добрался до усадьбы — повезло несказанно. Мать уже спала, а значит, докучать не станет. Дядю Стаха тоже видеть не хотел. Ему невыносима была сама мысль, что придется с ним говорить и, наверное, объяснять, почему обернулся за сутки. И потому слава богу, что ночь. Сунулся на кухню, выгреб спиртное. Початую бутылку коньяку. И что-то еще, что было. Назар почти не пил, Лянке — нельзя, Шамрай-старший не снисходил. А алкоголь вот в доме имелся. Вискарь, дядей Стахом подаренный, водка с прошлого дня рождения. Они тогда устраивали барбекю с Лукашем, Надей, Анечкой, которую позвала мать, и кем-то еще из округи, кого пригласить было не стыдно. Как же давно это было, получается. А всего-то в марте.