Зеленое солнце
Шрифт:
К ним бросилась еще пара парней из патруля, кто посмелее. Рабочего осторожно приподняли, ногами он перебирал с трудом, но до авто его все-таки дотащили, погрузив на заднее сидение. Обрез отыскал Антоха. И, велев замести тут все, Назар рванул дальше. Теперь в лечебницу. Там он бесконечно с кем-то говорил, объяснял, уговаривал, до тех пор, пока врачиха, сдвинув брови, не одернула: «Вы с ума сошли! Огнестрельное ранение! Да я обязана!»
И после этого он сдулся. Его отвели в кабинет главврача. Там он сидел на стуле в углу, тяжело привалившись затылком к холодной стене за
Постепенно накатывала боль в ребрах и становилось тяжело дышать, накрывало до свиста в ушах, но это ерунда. Потом разберется. Сейчас главное дождаться, кто приедет. Что спрашивать будут. Чего вообще от него захотят.
Дерьмово было то, что у него не только одежда, но и морда явно помятая, и ничем этого не прикрыть. В остальном — поправимо.
В коридоре зазвучали чужие голоса. Его рука дернулась к голове и растерла ноющую скулу. Другая все еще обхватывала грудную клетку, как будто в защитном жесте. Перед глазами, как в замедленной съемке, повернулась дверная ручка, и Назар точно так же медленно выпрямился на стуле и отвел руку от груди, сжав ее в кулак и уложив на коленях.
Еще через секунду дверь скрипнула, открылась, и прямо перед ним застыл лейтенант Ковальчук.
27
— Они говорили, что от Балаша, — проговорил Назар, охрипший от усталости и невозможности нормально вздохнуть. Спиной чувствовал мягкую кожу дивана и пытался сконцентрироваться на чем-то еще, кроме боли. Да, на том, что спине наконец-то стало хоть немного удобно и что сонный, разбуженный под утро дядя Стах протягивает ему стакан коньяку. Видимо, чтобы пришел в себя, но Назар мотнул головой, отказываясь, и отвел дядькину руку в сторону.
— Ты слышал про такого? — спросил он. — Это новый прокурор? Откуда он взялся?
— Ну он же не прыщ, чтобы самому вскочить, — пожал плечами Стах, устраиваясь за своим столом, плеснул коньяка себе, сделал глоток и поморщился. — Прислали.
— Слишком борзо он заходит для просто присланного, дядь Стах. Они там уже все переделили, людей агитируют хуже, чем депутаты на выборах, блин.
— И что же такое они им обещают?
— Бабки, крышу, как обычно. Больше играют на наших косяках, утопить пытаются. Классика.
— Ясно, — кивнул Стах, — ясно. Ну а ты что?
— Пытался говорить. Дядь Стах… блин… — Назар поморщился и поменял положение на диване, опершись локтем на быльце, — … да бесполезно там говорить, они, вон, рабочего нашего подстрелили, я же объяснял тебе. Похер им методы, там не факт, что человек выживет.
— То есть не договорились… — Шамрай устало потер лицо, прогоняя наваливающийся сон. — Огнестрел — это хреново. С ментами сам говорил?
— Да, врачиха вызвала в больницу… Ковальчук приезжал, допрашивал.
— Под протокол?
— Ну да. Наверное, мне правда повезло, что Лукаш был. Не жестил хоть.
— Зато принципиальный слишком… Но такое обычно до поры, до времени, — пробормотал под нос Стах и словно наконец проснулся. Вскинул голову, уперся взглядом в уставшее лицо Назара и, впечатывая в него каждое слово, заговорил: — Значит так. Сиди пока дома, не высовывайся. Отдыхай и приводи себя в порядок. С остальным я разберусь сам. Если ты отсвечивать не будешь — мне проще будет раскидаться.
— Хорошо. А если меня вызывать будут? Я наплел, что в лесу его нашел… типа на охоте был, а там копальня. Ну, видать, копачи между собой не разобрались. Хрен, конечно, Лукаш поверил…
— Ты подписку давал? Нет. Ну и расскажем всем, что ты в Кловск к невесте укатил. А семье подстреленного денег подкинуть, чтобы было на что лечиться. И чтобы не вякали.
— Так не я ж стрелял, дядь Стах. Мне чего бояться? Я же просто всех прикрыть хотел…
— А чтобы чего лишнего случайно не сболтнуть.
— Ага, болтун известный, — с какой-то горькой иронией усмехнулся Назар дядьке. — Матери не говори ничего, ладно? Она нервничать будет, нафига это. А лучше ушли ее куда-то… с ее благотворительностью.
— Хорошо, — согласился Шамрай, — что-нибудь придумаю.
Назар кивнул и тяжело поднялся. Разговор можно было считать оконченным. Несколько секунд он стоял, глядя на Стаха. И молчал. То ли спросить хотел, то ли сказать. Даже шаг сделал к двери, чтобы в итоге остановиться и, с трудом разлепив губы, проговорить:
— Дядь Стах, спасибо тебе. Я знаю, мы с мамой хозяйство хлопотное… и знаю, что мы никогда не заменим… Но, дядь Стах, обузой я тоже быть никогда не хотел. И я все для тебя сделаю, ты же знаешь?
Шамрай на мгновение вскинул голову и замер, прожигающим взглядом меря племянника, будто вот-вот пошлет к черту или грохнет его прямо здесь. Не выдержав этого взгляда, Назар опустил глаза. Сам понимал, что забрел на территорию, на которую никто никогда не ступал. Не смели в доме лишний раз вспоминать про Митю. Напоминать про Митю. А теперь… слишком больно — так побило, так оглушило, что не смолчать. И да, черт подери, он хотел, ему нужно, необходимо было слышать, что он тоже важен. Хоть немного. Хоть самую малость. Только, видать, не судьба. Он уже почти развернулся, чтобы уйти, как вдруг Стах подал голос. И спокойно, чересчур спокойно для выражения его глаз мгновением ранее, проговорил:
— Ты не обуза, Назар. Ты часть моей семьи, а в семье про обузу не говорят. Потому мы и будем всегда и все делать друг для друга. Иди отдыхай. Вид у тебя, конечно…
Назар крупно вздрогнул и, выдохнув, измученно улыбнулся. Измученно, но как-то по-настоящему. Не с радостью, а почти с облегчением.
Потом он вернулся в их с матерью дом. Та, к счастью, крепко спала и не проснулась. Наверное, куда лучше было бы сейчас уехать к бабе Мотре, но Наз не смог. Есть пределы человеческой выдержки, и он своих достиг. Состояние было отвратительное. И он сам отдавал себе отчет, что попросту никуда дальше своей комнаты в усадьбе не доберется.