Зеленые холмы Калифорнии
Шрифт:
– Нет, я догадалась… я же вижу, в каком ты состоянии.
– Ничего, мамочка, я даже рада… Может, оно и к лучшему, зато я смогу больше времени уделять вам. Мама, я почему-то ее боюсь… Она такая холодная, чужая…
– А чего ты ждала? – Я вдруг ощутила смертельную усталость.
– Ну я надеялась, что она повзрослела… Мама, тебе меня совсем не жалко?
– Ты его любила?
– Ах, откуда я знаю? Я столько раз была уверена, что это любовь… Я ничего не знаю… Но мечты мои рухнули… В этот раз мне уже казалось, что все получится, и вот видишь… Он еще и Лютика забрал… Лютик – это йоркширский терьер.
– Да нет пока…
– У меня на семь часов заказан столик в ресторане.
– Зачем в ресторане?
– Ну, тут принято. И потом, это очень хороший ресторан, я думала, вам будет приятно и интересно.
– Ну конечно, Адечка. Скажи мне, зачем ты нос переделала?
– Захотелось… А разве так не лучше?
– Ты мне и с тем носом нравилась. Это твой женишок захотел?
– Нет, я сама… Мне казалось, если я изменю лицо, то и жизнь как-то изменится… Мама, ты скажи Стаське, что свадьбы не будет, ладно?
– Почему ты сама ей не скажешь?
– Я ее боюсь. У нее такие глаза… враждебные, недобрые… Я боюсь, она будет торжествовать.
– Ну, это вряд ли… По-моему, лучше тебе ей сказать. Вот пойди сейчас к ней и скажи. Как мать дочери. Надо же вам самим учиться разговаривать друг с другом.
– Ты думаешь?
– Я уверена. Иди-иди, не бойся! А я пока тоже душ приму.
– Мамочка, дай я тебя поцелую. Она прижалась ко мне, уткнулась носом в шею, как в детстве.
– Господи, мамочка, прости меня, дуру набитую.
– Я-то прощу… Считай, уже простила.
– А она не простит? – вскинулась Адька.
– Ее прощение так легко не получишь, но пытаться все равно надо.
Стася
Что-то мне все это не нравится. Дом, конечно, офигительный, и зеленые холмы за окном. Мое окошко как раз на холмы выходит, красиво. Но Мамалыга уж очень жалкая какая-то, и жениха пока не наблюдается. Хотя до свадьбы совсем мало времени осталось. Неужто слинял? Нет, не может такого быть! Но даже если не слинял и все состоится, с такой жалкой теткой мне в соревнование вступать совсем неинтересно. На тех фотках она красивая, гордая была, словом, жар-птица, а тут моська какая-то…
В дверь постучали. И сразу она заглянула. Точь-в-точь моська, побитая моська.
– Стасечка, можно к тебе?
– Заходи!
– Стасечка, ты не против, я заказала сегодня столик в ресторане…
– Нет, не против!
– Ты уже была когда-нибудь в ресторане?
– Ну и вопросик, обхохочешься! Конечно была, сколько раз. В Москве сейчас рестораны на каждом шагу.
– А с кем ты бываешь в ресторанах?
– Да мало ли… С Лёкой, с Герой, с девчонками иногда ходим, с мужчинами…
– С какими мужчинами? – побледнела она.
Три ха-ха!
– С разными, ну то есть нежадными.
Она еще больше позеленела, просто можно сказать в цвет холмов. Я уж открыла было рот спросить, состоится ли свадьба, но она тут задала вопрос:
– Скажи мне, а как мама себя чувствует?
– Что это вдруг ты заинтересовалась?
– Стася, пожалуйста, не надо, я и так прекрасно сознаю свою вину перед вами… И, поверь, мне тоже нелегко…
– Допустим. А жених твой где?
– Он… уехал.
– Насовсем?
– Да, –
В этот момент я ее ненавидела. Ненавидела люто. У меня внутри был кипящий лед. Все, чем я жила в последние месяцы, все, из-за чего я столько пакости схавала, рухнуло в один миг! И опять из-за нее! Но в этот момент раздался Лёкин голос:
– Девочки, вы тут?
Мамалыга понеслась ей навстречу.
– Мамочка, ты же хотела отдохнуть!
– Не хочу отдыхать, я вдруг кошмарно проголодалась! Хотела съесть банан, а потом передумала. Уже четверть седьмого, у нас ведь ужин в ресторане намечается…
– Да, да, конечно! Мама, посмотри, вот тут Стаськина ванная, тут кладовая, тут мой офис, а там спальня и моя ванная.
Лёка ахала, восхищалась, а я все это уже видела. Спальня у нее будь здоров, огромная, оттуда вход в гардеробную и в ванную. И в спальне и в ванной часть потолка стеклянная, это клево! И во всех ванных комнатах по две раковины. Ну в одной понятно – для мужа и жены, но в остальных-то зачем? Для выводка деток? Наконец экскурсия закончилась. Лёка вся разрумянилась, рада до смерти, что у дорогой дочки дом такой нехилый…
– Ну, девочки, я пошла одеваться, – заявила Лёка. – Адя, а ресторан далеко?
– Да нет, совсем близко.
– Пешком пойдем?
– Что ты, мама! Здесь пешком никуда не дойдешь, если ты не марафонец.
– Значит, можно надеть каблуки? А кстати, как надо одеваться?
– Ну, поскольку сегодня суббота, лучше не в джинсы…
Значит, надену джинсы, решила я, хоть и понимала, что это глупо.
Леокадия Петровна
Я ничего не понимаю. Стаська ведет себя так, будто она глубоко чем-то разочарована. Но чем? Она же еще ничего не видела здесь. Или она ждала, что у матери в Америке дом как у голливудской звезды, с бассейном и штатом прислуги? Вряд ли, она же видела фотографии. Или дело в свадьбе? Да нет, и это вряд ли… Скорее, она могла бы торжествовать, что мать наказана за свои грехи… Или все-таки она ждала чего-то именно от свадьбы? Или… Нет, об этом я даже думать не желаю. Не может такого быть! Но… И вдруг со мной случилось то, что, как я считала, бывает только в детективных романах – вся картина последних месяцев предстала перед мысленным взором в беспощадной, нестерпимой неприглядности.
Все началось в тот день, когда кто-то привез от Ариадны очередную посылку и очередное приглашение, которое Стаська неожиданно не порвала. И хотя тогда она еще не стремилась в Америку, но приглашение спрятала. А почему? Что изменилось? Может быть, все дело в том, что… Я тогда спросила, кто привез посылку. Она ответила, что какой-то тип, и отвела глаза. Я не придала этому никакого значения. А потом, получив фотографии, она устроила концерт с битьем посуды… И на тех фотографиях был Гарик, черт бы его побрал! Может быть, это именно он привез тогда посылку, и глупая девчонка влюбилась в него? А он оказался женихом матери? Боже мой! И что? Она решила матери отомстить, отбить у нее жениха или уже мужа? Она вдруг так рьяно занялась своей внешностью. Но я считала, что в ее возрасте это только естественно – заниматься своей внешностью. Но тогда она чудовище! Я вырастила чудовище? Нет, я вырастила двух чудовищ…