Зеленые небеса
Шрифт:
– Врача!
– замычал я, секундой позже придя в себя.
– Врача, мля!
Хотел поднять её на руки, но не посмел, при взглядах на её рану итак дыхание перехватывало, не то что... Просто присел рядом, и глядя в её полуоткрытые глаза, прошептал:
– Не помирай, Беликова, а то замуж не возьму, - а у самого слеза по щеке катится.
Кто-то оттолкнул меня в сторону, и над Ленкой склонились три фигуры.
– Да что ты как каракатица, медлишь, она помрёт с секунды на секунду!
– рявкнула одна из них зычным басом.
– Кишки назад вправляй, да не бойся ты... Ай,
– Дай "огонь", так... Мотай крепче, ещё крепче...
Повернулся и встретился взглядом с каким-то офицером, мордастый, средних лет, и с Чапаевскими усами.
– Подруга твоя?
– спросил он хрипло.
Я лишь пожал плечами, а тот добавил:
– Жить будет, успели мы, теперь "зелёный" поставит её на ноги! Сам -то цел? Морда вся в крови, и одежда.
Провёл рукой по лицу - всё в краске.
– Это краска, - хрипло ответил я ему.
– Я цел...
...Ещё один взрыв неподалёку, и офицера с силой кидает на меня, вновь звон в ушах, и кроме него ничего не слышно. Совершенно ошалев от происшедшего, напрягся, и скинул с себя мордатого, заметив краем глаза, что у того нет затылка, аж заорал от ужаса, отполз в сторону. Остальные тоже лежат, заваленные камнями, похоже им конец. Да что же тут происходит, в конце - то концов?
Совершенно не понимая, что делаю, поднял на руки Ленку и пошёл, шатаясь к казарме. Успели мужики перевязать княгиню, рана замотана бинтами. Вот только у самого в животе что-то огнём горит, всё сильнее и сильнее, да каждый шаг с трудом даётся, силы тают на глазах... Кто-то подскакивает ко мне, и забирают с моих рук девушку, не могу сквозь пелену в глазах рассмотреть лицо, узнаю лишь далёкий, как с другого берега широкой реки, голос Паскельмана:
– Тащите их в лазарет!
Ноги подкашиваются, и я валюсь на черноту асфальта, кишки горят адским пламенем. Кто-то суетится рядом, что-то орёт, но я уже ничего толком не понимая, постепенно проваливаюсь в пугающую темноту...
Очнулся от какого-то резкого запаха, открыл глаза. Передо мной сидит тётка лет пятидесяти в перепачканном кровью некогда белом халате, лицо серое от усталости, но искренне улыбается мне. Что за?..
Ох, ёлки-палки, резко вспоминаю, что со мной случилось и подскакиваю на кровати, бешено вращая головой. Нахожусь, судя по всему в больничной палате, рядом под простынёй лежит княгиня Беликова, вроде как голая, с беспокойством смотрит на меня. Посмотрел на себя, да я же сам в чём мать родила, лишь тканью тонкой прикрыт.
– Ты как?
– спросил я её, не веря своим глазам. Из меня хреновый медик, но и моих познаний достаточно, чтобы определить, что с такими ранами, что была у неё, не выживают.
– Нормально, Лёша, - ответила та, покраснев, и спрятала голые плечи под простынь.
– Хорошо себя чувствую, а ты как?
И вправду, а я как? Прислушался к себе - было состояние, словно хорошенько выспался, живот не болит, что-то напоминает... Да, точно, как после тех, зелёных таблеток, что спасли моё колено в заброшенном форту.
– Да неплохо, - ответил я, и спросил у врача.
– А с чем я попал сюда?
– Проникающее осколочное ранение в брюшную полость, -пояснила та.
– Не помнишь ничего?
– Кое-что помню, - задумался я.
– Как второй раз бахнуло, как её тащил, а потом как отрубило.
Поймал крайне любопытный, быстрый взгляд Ленки, не помнит, что ли? Хотя куда ей, почти померла тогда, а сейчас уже живее всех живых. Лежит, ангельское личико румяное, простынь сползла с одного плеча, чуть обнажив высокую грудь, почувствовал, как сбилось дыхание и напряглось кое-что там, под покрывалом ткани. Стоп, остынь, Лёша, не будем удивлять никого таким крепким "стояком", тётка так точно не поймёт, отвернулся от девушки, улёгшись на правый бок.
– Отдыхайте!
– сказала врач.
– Зайду позже!
И вышла из помещения, оставив нас с княгиней наедине.
– Так это ты меня с плаца вынес?
– тихо спросила Беликова за спиной.
– Я, - невозмутимо дёрнул плечом, мол, пустяки.
– Спасибо!
– произнесла княгиня, и я вновь повернулся к ней. Эх, да какая же она красивая...
– Всегда пожалуйста!
– улыбнулся ей, не в силах отвести глаз с её лица.
А ладно, будь что будет, пронеслось в голове и я ответил:
– Но с тебя прогулка в парке, идёт?
– Хорошо, Лёша, - кивнула та.
Смотрит на меня расширенными зрачками, улыбаясь, светлые волосы веером рассыпались по подушке. От предвкушения прогулки под моим покрывалом вновь кое что напряглось, а голова поехала кругом...
Но в чувство меня привело появление в палате лейтенанта Сандалло, в сопровождении того самого тощего офицера, что строил училище перед моей экзекуцией.
– Ну как вы, молодёжь?
– участливо спросил нас офицер.
– Спасибо, хорошо, господин капитан!
– ответила Ленка, а я добавил.
– Отлично!
– Молодцы!
– улыбнулся тот, и вышел из палаты, оставив с нами взводного, и бросив на прощание.
– Не такой ты и плохой курсант, как кажешься, Мартынов!
– Ну и хорошо!
– сказал Сандалло, присаживаясь на стул рядом с нашими койками.
– А то мы переживали, слишком уж хреново вы выглядели вчера.
– Вчера?
– переспросил я.
– Это было вчера?
– Ну да!
– пожал плечами взводный.
– А ты что думал, сегодня? Ишь, какой шустрый. Вас "Зелёными огнями" лечили, там время требуется. Есть, правда, один побочный эффект - теперь у вас жизнь на Грязях завязана, так вот... Ну да ладно...
– А что случилось-то?
– Ракетный обстрел со стороны Шестого Саймоновского сектора, - мрачно изрёк Сандалло.
– Он ближе всего к нам. Вообще-то крайне дурацкая и дорогая затея - воздух над грязями буквально кишит аномалиями, из ста ракет до цели долетают лишь три, и то, в лучшем случае, остальные взрываются в полёте. Но намедни наши доблестные противовоздушные силы, и без того расслабившиеся от спокойной и сытой жизни в тылу, проморгали пару вражеских беспилотников - детекторов. И пока эти мудаки чесали головы, что делать и как докладывать, саймоновцы успели обработать информацию, рассчитать курс ракет, ну и вдарить тяжёлыми "Свиньями" с разделяющимися боеголовками. Теперь головы посыпаются гроздьями, царь всех накажет со всей строгостью.