Зеленые тени, Белый Кит
Шрифт:
— Но, — неуверенно возразил я, — на дороге не было слышно шума машин.
— Разумеется, — чуть ли не с гордостью отвечал Майк.
Из-за артрита он не мог спуститься ниже верхней ступеньки, топтался на месте и что-то кричал в белесые глубины, поглотившие его приятелей.
— Перекресток обшарьте! Вечно там сталкиваются!
— Перекресток! — раздался топот гулких шагов, далеких и близких.
— И шума аварии не было слышно, — сказал я.
Майк презрительно фыркнул:
— По части шума со скрежетом мы отстаем. Но аварии все равно есть, достаточно
Я на ощупь пробирался сквозь туман, окунулся в ночь, идя на грохот башмаков и хор голосов, что раздавались впереди. Пройдя сотню ярдов навстречу бесконечности, я услышал приближение людей, которые переговаривались сиплым шепотом:
— Осторожней!
— А, черт!
— Не растряси его!
Меня отбросила в сторону пышущая паром кучка людей, которые внезапно вынырнули из тумана, неся над головами некий помятый предмет. Я успел заметить бледное, окровавленное лицо, потом кто-то выбил у меня фонарик.
Инстинктивно, чуя в дали сияющий, как виски, Финнов паб, похоронная процессия устремилась в знакомую надежную гавань.
Сзади замаячили тени и послышался леденящий душу стрекот насекомых.
— Кто там? — крикнул я.
— Мы, с велосипедами, — прохрипел кто-то. — Авария все-таки.
Луч фонарика упал на идущих. Я вздрогнул. И тут села батарейка.
Но я успел различить двоих деревенских парней, без труда сжимавших под мышкой два дряхлых черных велосипеда. Без передних и хвостовых огней.
— Что?.. — проговорил я.
Но они прошли мимо, унося с собой происшествие. Туман поглотил их. Я, покинутый, стоял один на пустой дороге, с дохлым фонарем.
Когда я открыл дверь паба, оба «тела», как они их называли, были уже распростерты на стойке бара.
Собралась толпа не выпивки ради, но врачу было не пройти, ему пришлось боком протискиваться от одной жертвы ночной езды вслепую по мглистым дорогам к другой.
— Один — Пэт Нолан, — прошептал Майк. — Остался без работы. Другой — мистер Пиви из Мэйнута, торговец сигаретами и сластями. — Нарушил он царившее молчание. — Так они мертвы, доктор?
— Может, помолчите? — Доктор смахивал на скульптора, который никак не справится с композицией из двух мраморных фигур в натуральную величину. — Положите одного на пол.
— На полу окочурится, — сказал Гебер Финн. — Внизу ему смерть. На стойке лучше, мы тут теплого воздуха надышали.
— Но, — сказал я тихо в замешательстве, — я никогда не слышал про такие аварии. Вы уверены, что обошлось без машин? Всего лишь эти двое на велосипедах?
— Всего лишь? — вскричал Майк. — Да на велосипеде, если постараешься, можно разогнаться до шестидесяти километров в час, а под горку, на длинном спуске — до девяноста, а то и девяноста пяти! Вот они и неслись, без передних и задних фар…
— Но это же запрещено
— Не хватало еще, чтобы правительство совало нос в нашу жизнь! Так вот, несутся эти двое, без фар, из одного города в другой, словно удирают от смертного греха! Навстречу, но по той же стороне дороги. Говорят, всегда нужно ездить по встречной полосе, так, мол, безопасней. Вот и полюбуйтесь, до чего их довела эта официальщина. Люди гробятся! Как? Непонятно? Один по правилам ездил, а другой — без. Лучше бы им там, наверху, помалкивать! А то вот лежат эти двое и концы отдают.
— Концы отдают? — вздрогнул я.
— А ты прикинь! Что мешает двум крепким парням, что мчатся очертя голову один из Килкока в Мэйнут, другой из Мэйнута в Килкок, столкнуться лбами? Туман! И ничего больше! Только туман стоит на их пути, не давая их черепушкам втемяшиться друг в друга. А когда они врезаются на перекрестке, происходит то же, что в кегельбане. Бах! Кегли разлетаются! Вот и они подлетают футов на девять, кувыркаясь в воздухе, голова к голове, как милые дружки, велосипеды сцепились, словно два кота. Потом все это обрушивается наземь и лежит, дожидаясь прихода ангела смерти.
— Но ведь они же не…
— Ты так думаешь? В прошлом году не было в Ирландском свободном государстве ночи, чтобы хоть кто-нибудь не загнулся в какой-нибудь чертовой аварии!
— Ты хочешь сказать, в год погибает три с лишним сотни ирландских велосипедистов?
— Святая и горькая истина.
— Я никогда не разъезжаю по ночам на велосипеде. — Гебер Финн смотрел на тела. — Только пешком.
— Ну так треклятые велосипедисты на тебя наезжают! — сказал Майк. — На колесах ли, пешком ли, все равно какой-нибудь недоумок гонит тебе навстречу. Да они скорее тебя пополам перережут, чем поздороваются. О, какие смельчаки превращались в дряхлые развалины, калечились или хуже, а потом всю жизнь мучились головными болями. — Майк вздрогнул, зажмурившись. — Можно подумать, человеку не по силам управиться с таким мощным и хитроумным механизмом.
— Триста смертей в год? — изумленно спросил я.
— Это не считая тысяч «ходячих раненых» — каждую пару недель, которые, проклиная все на свете, забрасывают велосипед в болото и на государственную пенсию зализывают свои бесчисленные болячки.
— Так о чем мы тут болтаем? — Я беспомощно кивнул на пострадавших. — Где тут больница?
— В безлунную ночь, — продолжал Гебер Финн, — надо ходить полями, а дороги — ну их к черту! Вот так я и дожил до пятого десятка.
— А-а… — Один из раненых шевельнулся.
Все встрепенулись.
Доктор, почувствовав, что слишком долго держит зрителей в неведении и публика уже начинает расходиться, резко поднялся, разом приковав к себе внимание, и произнес:
— Итак!
Мгновенно воцарилась тишина.
— У одного… — ткнул врач, — синяки, рваные раны и две недели жутких болей в спине. А у другого… — Он поморщился, уставившись на второго, тот был бледнее и выглядел так, словно его собрали в последний путь, наложили грим и нарумянили щеки. — Сотрясение мозга.