Зеленый мальчик. Сказки

Харламов Юрий Ильич

На кустике вдруг стало темно — это погасли от горя светлячки. Тетушки плакали, дядюшки и дедушки хлюпали носами. Плакали навзрыд божьи коровки. Бабочки в знак траура опустили крылья. На усике у Мотылька блестела голубая слеза.

— Не хочу! — прошептал вдруг Завиток. — Спрячьте меня куда-нибудь, хоть в землю заройте — не хочу быть мальчиком! Зачем они убили ее?

— Теньтеня-то хоть спасли? — спросила нянюшка Янтарка.

— В последнюю секунду,— ответил Водопадник.— Можно сказать, у смерти из рук вырвали.

— Когда его принесли домой, он еле дышал,— вспоминала бабушка Жасминна.— Его уложили в

постель, и он лежал весь облепленный пластырями, пят­ки ему мазали медом, а нос горчицей, но мне его было нисколько не жалко, потому что он не уберег сестрицу Эхо. Я тут же повернулась и уползла, больше я его никогда не видела...

— Зато я видел, как Гром с Молнией, Дождь, Град и Ветер отомстили за сестрицу Эхо,— сказал дядюшка Ручейник.— Нагнали они туч выше неба, все тропинки размыли, все ручьи переполнили и вся наша ком­пания три дня в горах просидела. Богач клятву дал: если живой останется, золотой наперсток Теньтеню подарит.

— Наперсток! А сестрицу Эхо он может вернуть? — крикнул Завиток.

— А вдруг сестрица Эхо успела вылететь из напёрстка?— промолвила Барбариска.— И живет себе где-нибудь на лугу с бабочками и стрекозами...

— Ах, это было бы чудесно! — воскликнули бабочки.— Только мы бы ее сразу узнали. Нет-нет, среди нас она не появлялась...

— А, может, она вернулась на небо? — сказала Ежевичка.

— Нет ее и там,— грустно прожурчал Ручей.— С тех поря столько раз побывал на небе и снова с дождем и снегом возвращался на землю. Уж я бы ее нашел...

— Да разве могла бы она жить спокойно, хоть на земле, хоть на небе, когда людям так необходимо эхо!— Это сказала Катушка, и вдруг все услышали, что голос у нее вовсе не скрипучий. В нем звучала горечь, взгляд ее был полон печали и гнева.— Послушайте мое слово... Не наперсток они растоптали — нет, они убили сказку... Но сказку невозможно убить — когда убивают сказку, из нее рождается правда! Вот эта правда: не Земля растет — люди становятся меньше, потому что губят в себе свое эхо... Бедная сестрица Эхо! Она так хотела освободить своих братьев! Но для того, чтобы освободить их, надо прежде всего освобо­дить людей — освободить от лжи, лицемерия, жаднос­ти, трусости, пьянства, невежества, равнодушия. Никто не сможет им помочь в этом, никакая сила — только люди могут спасти людей!

Паучок вдруг дернулся, упал, кто-то невидимый та­щил его за лапку.

— Паутинка! — крикнул он.— Дверь!... Они идут!...

Это сработала протянутая им от кустика к дому сигнализация.

Вспыхнул фонарик, луч его двигался по темной аллейке. Возле беседки он свернул к ограде и уперся прямо в жасминовый кустик, осветив его ярким электрическим светом.

— Чудеса да и только! — прошептала Сбитая коленка.— Весь кустик облеплен улитками. И бабочки! И божьи коровки! И паучки, и светлячки! На каждом листике кто-нибудь да сидит.

— Это они собрались, чтобы проводить его,— также шёпотом ответил Носатый молчун.

— А почему они все мокрые? Неужели ночью был дождь?

— Это не дождь, а слезы,— промолвил Носатый молчун.— Ведь они провожают его в другую жизнь... Так который из них?

— Я теперь и не знаю,— растерялась Сбитая коленка.

— В таком случае, возьмем самого маленького, самого заплаканного, значит, у него нежная душа.

— Вот этого! — И палец Сбитой коленки уткнулся

в Завитка.— Но он не спит, а мама сказала, надо брать сонным, иначе он будет всю жизнь помнить, что был улиткой.

— Может, это и лучше,— прошептал Носатый молчун. — Каждый должен помнить, кем он был... Осторожно, возьмем-ка его вместе с листком... Ну, малыш, прощайся. Если ты, конечно, не против стать маль­чиком...

— Иди, не упирайся,— шепнула бабушка Жасминна. — Второй раз они выбрали тебя, значит, судьба!

— Прощайте! — сквозь слезы прошептал Завиток.— Я всегда буду помнить вас и как только у меня вы­растут ножки, я прибегу к вам!

— Прощай! Прощай, Завиток! — зашумели улитки.

Бабочки взлетели и кружили вокруг него. Что-то торопливо журчал Ручей. Светлячки то вспыхивали, то гасли, словно крохотные маяки.

Bce, кто мог летать, проводили Завитка до самых дверей, а Паучок послал ему вслед восемь воздушный поцелуев.

Рано утром, едва лишь первые солнечные лучи осветили сад, бабочки заглянули в окно, радостно взмахнули крыльями и закричали, захлебываясь от восторга:

— Превратился! Превратился! Все превратилось! Зеленый листок — в атласное одеяльце, домик — в колыбель, а сам он — в мальчика, такого маленького, такого хорошенького, такого беленького, как самый белый цветок на жасминовом кустике!

Жасминовый мальчик, как называла его Сбитая коленка, и правда, был очень симпатичным, от рожек не осталось даже следа, единственное, что напоминало о его прежней жизни среди улиток, так это завиток на макушке, который остался у него на всю жизнь. Рос он, не сказать, чтобы быстро, но рос, и все бы ничего, но почему-то очень уж он часто плакал. Случалось на минуту-другую утихнет, даже улыбнется, но вдруг, как будто вспомнит о чем-то — и сновав слезы. «Это он по улиткам плачет! — сокрушалась Мама. — Надо было все-таки дождаться, пока он уснет». Но она оши­балась, ее жасминовый сынок плакал не по улиткам, а по сестрице Эхо. Бабочки, которые каждый день заглядывали в окна, а порой даже залетали в комнату, рассказали об этом улиткам, да и сами улитки не раз слышали его жалобный плач, и вот однажды на подоконнике появилась бабушка Жасминна.

— Ты еще не забыл наш язык? — спросила она.

— Я его никогда не забуду! — пролепетал он.

— Тогда слушай меня внимательно. Помнишь, ба­бушка Катушка сказала: лучшие сказки те, что рассказывают нам звезды — они светятся по утрам капельками росы? Так вот, сегодня утром на нашем кустике вдруг засияла необыкновенная росинка. Она пе­реливалась и сверкала словно крошечная радуга, а когда Паучок сказал: «Уж не звездная ли это сказ­ка?», росинка вспыхнула еще ярче и промолвила: «Вы угадали, сеньор Паучок, только я не целая сказка, а всего лишь частичка, самый конец вашей истории о Теньтене и сестрице Эхо. Меня послали к вам звез­ды — они в ту ночь тоже слушали вашу сказку и бла­годарят вас за нее, хоть им все было известно еще раньше, намного раньше, чем это даже произошло. Благодарят же они вас за то, что вы запомнили и со­хранили эту историю, а потом не поленились, собра­лись все вместе и рассказали ее Завитку, с ним она теперь снова вернется к людям. Но представляете ка­кой поднимется рев, если все мальчики и девочки нач­нут оплакивать сестрицу Эхо, которая к тому же во­все и не погибла...»