Зелёный мозг
Шрифт:
— Если повезет, шесть недель. Вы хотите пить?
— Да. Сколько у нас воды?
— Десять литров… и у нас есть еще маленький горшок, если понадобиться еще.
Хуан принял банку от Чен-Лy и сделал большой глоток. Вода была теплая и безвкусная. Он возвратил банку.
Далеко-далеко раздавался птичий зов: «Тула! Тула!» — подобный звуку флейты.
— Что это было? — прошептал Чей-Чен-Лу
— Птица! Ничего… кроме птицы.
Хуан вздохнул. Крик птицы наполнил его предчувствием, как лихой знак из его прошлого, полного предрассудков. Поток ночных звуков пульсировал в его висках. Он пристально смотрел в темноту и неожиданно увидал свет летящих искр вдоль правого берега, понюхал ветер из джунглей, как выдох злого дыхания.
Почти полная безнадежность их положения давила на него. Они находились накануне сезона дождей, отделенные от любого убежища сотнями километров водоворотов и пучин. И они были целью жестокого разума, который использовал джунгли в качестве оружия.
Мускусный запах попал к нему от Рин. Он наполнил его глубоким чувством осознания, что она женщина… и желанная.
Река билась позади машины. Хуан почувствовал их союз с течением, которое тянулось к морю подобно черному шнуру.
Прошел еще час… затем еще один.
Хуан вдруг осознал присутствие светящегося огня справа — рассвет. Крики и свисты обезьян приветствовали свет. Их грохот пробудил птиц к утреннему разговору в прикрытой темноте леса: прерывистые свирели, чириканье от верхнего до нижнего регистра перемежались со свистом.
Багряный свет пополз по небу, перешел в молочно-серебристый свет, который сделал более четким мир вокруг дрейфующего грузовика. Хуан взглянул на запад, видя подножья гор — одна за другой набегали волны гор, выступающих на фоне отрезка Анд. Он понял тоща, что они вышли из первого крутого спуска реки к высокому плато.
Грузовик спокойно плыл, как огромный водный жук на фоне деревьев, объятых танцующими языками пламени лесных цветов. Медленное течение поворачивало в завихрения от плывущих предметов. Кудри тумана висели на воде, как островки кисеи.
Рин проснулась, выпрямилась в руках Хуана и стала смотреть вниз на поток. Река напоминала проход в соборе между высокими деревьями.
Хуан помассировал руку, где голова Рин замедлила циркуляцию крови. А тем временем он изучал сидящую рядом с ним женщину. Она была похожа на маленького ребенка: рыжие волосы в беспорядке разбросаны, на лице выражение невыразимой невинности.
Она зевнула и улыбнулась ему… а затем внезапно нахмурилась, полностью проснувшись и осознав ситуацию. Она тряхнула головой и повернулась посмотреть на Чен-Лу.
Китаец спал, а голова его была сейчас откинута в угол. У нее вдруг возникло чувство, что Чен-Лу воплощает павшее величие, как будто бы он идол из прошлого своей страны. Дыхание его прервалось низким храпом. Тяжелые поры обозначились на коже, и на лице его лежал оттенок сгоревшей кожи, который она никогда раньше не замечала. Над верхней губой выступила полоска седеющих коротко торчащих волос. Неожиданно она поняла, что Чен-Лу красил волосы. Тщеславие ее было задето тем, что она не подозревала об этом раньше.
— Ни одного дыхания ветра, — сказал Хуан.
— Но прохладнее, — сказала она.
Она выглянула в окно со своей стороны, увидела пучки речной травы, тянущиеся после плывущего грузовика. Он поворачивался от каждого течения. Течение несло в себе определенное великолепие: медленные завихрения, как формальный танец в ритме реки.
— Чем это пахнет? — спросила она.
Хуан принюхался: ракетное топливо… очень слабый запах, мускус человеческого пота… плесенью. Он знал и без дополнительных вопросов, что именно запах плесени вызвал ее вопрос.
— Это плесень, — сказал он.
— Плесень?
Она посмотрела вокруг себя всю внутренность кабины, рассматривая гладкий рыже-коричневый материал углов потолка, кожу на пульте управления. Она положила руки на запасное рулевое колесо с ее стороны и сдвинула его.
«Плесень,» — думала она.
Джунгли уже протянули сюда свою голову.
— Мы уже на грани сезона дождей, не так ли? — спросила она. — Что они принесут нам?
— Несчастье, — сказал он. — Высокий уровень воды… стремнины.
Вклинился голос Чен-Лy: — А почему смотреть на это только с худшей стороны?
— Потому что мы вынуждены, — сказала она.
Хуан внезапно почувствовал голод. Руки его задрожали, рот горел от жажды.
— Передайте бачок, — сказал он.
Чен-Лу передал бачок вперед. Он издал бульканье, когда Хуан взял его. Он предложил его Рин, но она покачала головой, она испытывала неожиданное чувство тошноты.
«Яд в воде настроил меня на временное отражение ее, — подумала она. Звук, исходящий от пьющего Хуана, доставил ей болезненное ощущение. — Как он жадно пьет!» Она отвернулась, не в состоянии больше смотреть на него.
Хуан возвратил бачок Чен-Лу, думая о том, как тайно он пробудился. Первое, что они узнали об этом, был его голос, настороженный и вмешивающийся. Чен-Лу, вероятно, лежал там, притворяясь, что спит, но бодрствовал и слушал.
— Я… я думаю, что хочу есть, — сказала Рин.
Чен-Лу протянул пакеты с пищей, и они молча поели.
Сейчас ее стала одолевать жажда… она удивилась, что Чен-Лу передал ей бачок раньше, чем она его попросила. Он вручил его ей. Она знала, что он изучает ее, знает о признаках ее эмоций, догадывается о многих ее мыслях. Это было очень неприятное открытие. Она сердито отпила и сунула бачок назад Чен-Лу.
Он улыбнулся.
— Если они не на крыше, где их не видно, или не под крыльями, то тоща наши друзья покинули нас, — сказал Хуан.
— Я заметил это, — сказал Чен-Лу.
Хуан внимательно изучил берег с обеих сторон, насколько позволял обзор.
Ни одного признака жизни.
Ни одного звука.
Солнце сейчас стояло уже достаточно высоко и сняло туман с реки.
— Здесь сегодня будет дьявольски жарко, — сказала Рин.
Хуан кивнул.