Земля бедованная (сборник)
Шрифт:
– Ты – что? Нету там этого! Не было! Не могло быть!!! А ты – глухонемая, все знают! Не смеешь! Там написано: «Впоуд па атплофс»! Там – «иаокд ырвщ»!
– Я вам дам «иаокд», – уперлась старуха. – Ишь ты!
– Ах вот что?! – заревел Вострецов. – Слышь, понятая? А ну-ка, возьми-ка у пособницы документ. Подтверди при всех, что там значится.
Бывшая паспортистка, ныне понятая Двоеглазова медленно и почему-то на цыпочках приблизилась к старухе, заглянула в блокнот, ахнула, опять заглянула и испуганно промолвила:
– Я не знаю… там чего-то… не то, вроде… Я не виновата! Чего вы уставились, товарищ Вострецов? Сами поглядите, если не верите!
– …Твоих оград узор чугунный, – неумолимо и внятно читала глухонемая, – твоих задумчивых ночей… пишу, читаю без лампады… и ясны спящие громады…
– Все, – сказала она и закрыла блокнот. – Больше ничего нет.
– Та-ак, – протянул Вострецов, с ненавистью разглядывая потрясенного Сергея Фомича, – значит, так, зараза… Еще не легче! Ах ты… Бей его, Зинаида!
– Гад! – очнувшись, взвизгнула Двоеглазова. – Мы-то думали… Делал вид, что неграмотный! Издевался!
– Сволочь, – подытожил Вострецов. – Это наши стихи и поэмы. Не твои. Не позволим!
– Не дадим! – ни с того ни с сего завопила вдруг Двоеглазова истошным кликушечьим голосом. Она чувствовала себя обманутой,
Она подскочила к Кувалдину, вцепилась ему в волосы. Длинная синяя судорога прошла по ее лицу. Задохнувшись, она изо всех сил ударила его. И еще раз! И еще! Она была права! Она защищала сейчас всех – и себя, и товарища своего, и детей, которых у нее никогда не было, наверняка из-за таких вот и не было, как он, подлюка эта! Будь она проклята, эта чертова жизнь! И жалкие копейки зарплаты! И повышение цен! И еще комнатенка восемь метров в коммуналке! И то, что она никому на свете! Не! Нуж! На! На! На тебе! На! А он и не чувствует! Как будто и не его бьют! Как будто его здесь нету! Скотина деревянная! Ах, ты…
– А-а-а! – взревел, подымаясь, Вострецов {174} .
…А Кувалдин уже шагал по улице.
Светлая луна внимательно смотрела на него, и так же внимательно и тихо смотрели дома, прильнувшие друг к другу по обеим сторонам мостовой. Не было никого на улице в этот час, когда ночь никак не решается перейти в утро, – только воздух и звуки, та самая музыка, что давным-давно, еще в жилконторе, заставила Сергея Фомича плакать. Кувалдин шел, ничего не боясь, никого не стесняясь. Он был здесь хозяином. Он был таким же, как все они: темный сад за решетчатой оградой, влажный запах листьев, пристальные дома и добрые люди, спящие в них, и легкое ясное облако, неожиданно доверчиво возникшее над крышами. Как те звуки, что жили повсюду, теперь он это знал точно, повсюду – на земле, на небе, в камнях и в траве. И в душах всех людей, которые спали сейчас, ни о чем не подозревая.
174
…истошным кликушечьим голосом … взревел, подымаясь, Вострецов. – В книге 1986 года сцена избиения Кувалдина полностью вырезана:
– Не дадим! – ни с того ни с сего завопила вдруг Двоеглазова, хватаясь за спинку стула. Длинная синяя судорога прошла по ее лицу. Она чувствовала себя обманутой, оскорбленной и несчастной. Этот придурок, этот чокнутый, которого по-серьезному и за человека-то нельзя было считать…
…А Кувалдин уже шагал по улице.
Полуразрушенная, со снятым крестом, церквушка обиженно хохлилась на углу узенького переулка. Видно, готовилась на слом. Пыльные стекла окон наполовину были выбиты, дверь криво заколочена доской. Кувалдин подошел ближе.
И тут непонятно откуда взявшийся преждевременный луч солнца, выбившись из-за плеча дома, ударил в пыльные окна, осветил фигуру Спасителя, кое-как замазанную известкой {175} , зажег остатки позолоты на куполе. И, будто только того и ждала, будто сигнал какой раздался, взвилась над церковью, тяжело хлопая крыльями, большая и темная стая ворон. Радостно крича, поднялась она высоко в яркое, сразу ставшее утренним небо.
175
…осветил фигуру Спасителя, кое-как замазанную известкой… – в книге 1986 года отсутствует: религиозная тема тоже не приветствовалась цензурой. См. примечание 52 к повести «Треугольник Барсукова».
И только одна ворона, покружив, решительно отделилась от стаи, опустилась на асфальт, подняла свою черную голову и сказала Кувалдину: «Здравствуй!»
«Старушка, не спеша…»
Сегодня Лидия Матвеевна встает по радио {176} , ровно в шесть, как вставала всю жизнь, пока работала в своей бухгалтерии. От дома больше часа автобусом и трамваем, а ведь надо было еще поднять Гришу, накормить, проследить, чтобы собрал портфель. Как там? – «Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно…» {177} Да… Это было ответственное время.
176
…встает по радио… – Будильника у Лидии Матвеевны не было – его заменяла включенная радиоточка, которая транслировала только одну программу – Всесоюзное радио. Радио начинало работать в 6.00, звучали сигналы точного времени, а затем – гимн Советского Союза, так же, как сейчас – Гимн России, на ту же самую музыку Александрова. Только с 1991 по 2000 год гимном нашей страны была «Патриотическая песня» Михаила Глинки, исполнявшаяся без слов.
177
Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно… – из стихотворения выдающегося русского педагога Льва Николаевича Модзалевского (1837–1896) «Приглашение в школу». Впервые опубликовано в 1864 году в учебнике «Родное слово» еще более выдающегося русского педагога Константина Дмитриевича Ушинского, а затем печаталось в дореволюционных школьных хрестоматиях для начального чтения:
Дети! В школу собирайтесь,Петушок пропел давно!Попроворней одевайтесь —Смотрит солнышко в окно!..Спустив худые ноги с постели на коврик, Лидия Матвеевна долго смотрит на портрет сына, висящий в простенке между окнами. Тут Гришеньке уже семнадцать, десятый класс! Ничего не скажешь, красивый мальчик: кудри, высокий лоб, твердые губы. Немножечко – нос, ну и что же? Зато глаза – все обращали внимание, прямо две черносливины… Но была плохая привычка – сутулился, так и не сумела отучить. Без конца повторяла: «Гриша, осанка, выправка!» И на лечебную физкультуру водила, а потом записались в кружок гимнастики… Бедный… Как-то он сейчас, что?
Лидия Матвеевна медленно натягивает чулки, надевает платье. Торопиться? Ни в коем случае! Врач предупредил: для сердца спешка – самое
Да. Завтра Лидия Матвеевна получит свои ежемесячные шестьдесят пять рублей {178} . Сорок лет стажа, это вам не шуточки! Не очень-то густо, но кто жалуется? Жить вполне можно, надо только по одежке протягивать ножки. Первое – это, конечно, квартплата и коммунальные услуги. Если не жечь, как некоторые, стосвечовые лампочки, тут хватит за все про все пяти рублей. Значит, остается шестьдесят. Дальше – питание. Сколько, вы думаете, требуется пожилому человеку на питание? Полутора рублей вполне достаточно, к вашему сведению! Если опять-таки иметь голову на плечах и не устраивать обжорства. Лишняя еда в нашем возрасте – это, между прочим, лишние болезни. Самое основное – витамины, углеводы – умеренно. Утром всегда хорошо поесть творогу или каши, в обед на первое – постный суп, ну, а раз в неделю можно отварить и нежирного цыпленка – нельзя уж совсем так! Теперь на второе: тушеные овощи, блинчики (жарить только на подсолнечном масле, сливочное теперь одна вода – достижение науки и техники, да и цена – не разбежишься {179} ). Ну, а если повезло достать какой-нибудь съедобной рыбы, разве это плохо? Совсем не плохо! Рыба организму необходима, в ней фосфор и другие минералы, они питают мозг, спасают от склероза, а склерозы Лидии Матвеевне пока ни к чему. Болеть ей категорически нельзя – узнает Гриша, у мальчика сердце разорвется от боли за мать.
178
…ежемесячные шестьдесят пять рублей. – Средний размер пенсии по старости составлял, по официальной статистике на 1980 год, 63,8 рублей в месяц.
179
…и цена – не разбежишься. – Сливочное масло в Ленинграде стоило 3,60 рублей за килограмм. Подсолнечное нерафинированное (рафинированного тогда не было) – 99 копеек за бутылку.
В письмах Лидия Матвеевна всегда сообщает сыну, что чувствует себя вполне прилично и ни в чем не нуждается. Так что пускай Гришенька будет спокоен и знает: в случае, не дай Бог, чего, мир не без добрых людей, а у нее очень отзывчивые соседи, всегда помогут… Ха! Эти «помогут». Догонят и еще раз… помогут. Только зачем зря расстраивать? Гриша соседей, слава Богу, не знает – въехали только в прошлом году. Или нет, в позапрошлом? Сегодня у нас что? Семьдесят восьмой? Да. Значит, в позапрошлом. Слева Шурка – нацменка {180} из Ташкента, справа, в маленькой комнате, Лена и Сергей, молодожены. Оба низенькие, кругленькие, все время готовят себе еду и непрерывно ее едят, и всегда одно и то же – яичницу. Про себя Лидия Матвеевна зовет их «упитанные, но невоспитанные». Воспитания, конечно, тут ох, как не хватает! А ведь оба со средним образованием. Сейчас многие с образованием, но культуры никакой! Правда, они, как и Шурка, оба иногородние, но в конце-то концов – ведь не из леса! С периферии у нас теперь больше, чем коренных ленинградцев. Лидия Матвеевна, между прочим, в Ленинграде с тридцатого года, скоро полвека, это вам не игрушки! Приехала девчонкой из Белоруссии поступать в домработницы, а тут отговорили, вместо домработниц оказалась в техникуме. Вот какое время было! Простая провинциальная девочка, а получила специальность, стала финансовым работником. Сестры и брат, те так и прожили век в сельской местности, только Лидия Матвеевна выбилась в люди. Теперь-то уже никого из семьи не осталось, будь он тысячу раз проклят, этот Гитлер! Тридцать семь лет прошло… Были бы живы родные, особенно Борис, может – кто знает? – тогда и с Гришей бы обошлось?.. А каким талантливым всегда был Гриша! Рос без отца, а, смотрите, окончил Технологический институт! Кстати, с отличием. Что ж – для него жила, что могла, делала. О себе не думала, зато ребенок ни в чем не знал отказа… Только, видно, и тут нужна мера: умела бы вовремя твердо сказать «нет», не случилось бы этого кошмара.
180
нацменка – сокращение от «национального меньшинства». Так в больших городах называли людей неславянской внешности – выходцев из Средней Азии, с Кавказа и Крайнего севера. Слово вошло в обиход в начале двадцатых годов. Автор впервые услышала его во время войны в госпитале, где работали дед и тетка Катерли и куда привозили раненых советских бойцов всех национальностей.
А все же Гриша, как бы там ни было, порядочный человек. Никогда не боялся работы, умел ценить добро. Теперешние ничего не ценят, считают: им все всё обязаны, а они – ничего. Лена с Сергеем, те даже поздороваться не умеют. Или не желают. А чтоб поговорить, не может быть и речи. «Здрасс!» – и мимо.
Шурка, наоборот, болтает и болтает, а о чем болтает – сама не знает! Где что дают, что «выбросили», что достала. Газет она не читает, радио не слушает, по телевизору только всякую глупость: кинокомедии да концерты эстрады. Конечно, иногда можно, но все хорошо в меру! Говорила ей не раз: «Шура, почему вы не включаете трансляцию? Ведь можно шить и убирать, даже книжку почитать можно под радио. Я, например, без радио не могу, встаю – сразу включаю и уж до ночи. Очень, знаете, много интересного и полезного для развития. Например, «Университет миллионов», «Международный дневник»… Или вот еще – «Взрослым о детях» {181} , вам это просто необходимо, у вас сын!» Отмахивается: «На фиг мне трепотня ихняя! За день на работе без радио такого наслушаешься… Хоть стой, хоть падай».
181
«Университет миллионов», «Международный дневник», «Взрослым о детях» – советские радиопередачи. «Ленинский университет миллионов» – цикл лекций о теории марксизма-ленинизма, выходил на Всесоюзном радио с октября 1963 года. «Международный дневник» – программа о внешней политике СССР – с 1976 года. «Взрослым о детях» – передача для родителей о воспитании, выходила с сентября 1953 года. Мы, дети, любили ее слушать, пожалуй, даже больше, чем родители – нам казалось, что так мы сможем выведать все их педагогические приемы и секреты.