Земля бизонов
Шрифт:
Вскоре из прибрежных зарослей послышалось кряканье, и по этому сигналу все шестеро натянули луки, выпустили по две стрелы в ближайших самцов и спрятались, прежде чем стрелы достигли цели.
Почти в ту же секунду три бизона с ревом рухнули.
К величайшему удивлению Сьенфуэгоса, остальные животные даже ухом не повели, словно не замечая, как трое их товарищей бьют копытами в предсмертной агонии.
Со временем он узнал, что бизоны не видят связи между прилетевшей издалека стрелой и смертельной опасностью.
Единственное, чего они действительно боятся — это огня; еще их может встревожить
Но пока они не чувствуют подозрительных запахов и не видят приближения посторонних, им кажется, что все в порядке.
Прекрасно зная об этой особенности, охотники старались подобраться к стаду как можно незаметнее, а свой запах скрывали шкурами тех же бизонов.
Ждать пришлось долго. Солнце почти достигло зенита, когда стадо медленно удалилось, и лишь после этого четверо дакотов решили приблизиться к своим жертвам. Один из них ловко перерезал горло единственному животному, подававшему признаки жизни, после чего охотники принялись с удивительной ловкостью свежевать и разделывать туши убитых бизонов.
Лишь теперь, поскольку раньше он видел их лишь со спины, Сьенфуэгос заметил у одного из них длинную бороду.
— Слава Богу! — не сумел он сдержать радостного возгласа. — Христианин!
Христианин или нет, но кожа бородача действительно была намного светлее, чем у остальных. По всей видимости, это был пленник, поскольку на шее у него болталась веревка, конец которой держал в руке один из воинов.
Это удивительное открытие повергло канарца в ужас. Худшие его подозрения оказались реальностью: уроженцы бескрайних равнин были далеко не столь миролюбивы, как жители Гуанахани, Кубы или Эспаньолы, они захватывали чужеземцев в плен и превращали их в рабов, подобно свирепым антильским каннибалам.
— Спаси меня Боже! — прошептал он.
Что же ему делать — одинокому, заплутавшему на просторах огромной и неизведанной вселенной, если ее обитатели будут настроены враждебно?
И кто укажет ему дорогу домой?
Ему уже пришлось противостоять силам природы и диким зверям; теперь же главная опасность грозила со стороны тех, кто превратит его в раба.
Он тут же вспомнил кровавую битву в форте Рождества. Тогда пало столько народу, что при воспоминании о резне, развернувшейся перед его глазами, он проклинал Господа. Хотя, возможно, виноваты в этом были не воспоминания, а опасение, что он повторит судьбу тех несчастных: либо умрет, либо попадет в руки дикарей, и они будут использоваться его вместо вьючного мула.
Именно так они обращались с этим несчастным, которому привязали на спину половину головы бизона, и кровь залила его лицо и тело — поистине жалкая сцена. Кроме того, раба стегали кнутом, погоняя, хотя он пошатывался под огромным весом.
Нагруженные добычей охотники медленно двинулись на запад, оставляя за собой кровавый след.
Сьенфуэгос долго размышлял, глядя то на удаляющихся бизонов, то на несчастного христианина, которого два десятка туземцев использовали как вьючного мула.
Так что же теперь делать?
Решение, несомненно, было трудным — даже для человека, которому доводилось оказываться и в более сложных передрягах.
Осторожность — воистину святое слово! — советовала ему остаться на месте,
Был еще другой путь: вернуться обратно по своим следам, к берегу моря; но здесь он снова оказался бы в безвыходном положении: ведь у него больше не было лодки.
И, наконец, оставался третий, самый опасный путь: отправиться вслед за индейцами и попытаться выяснить, не томятся ли у них в плену другие христиане.
— Вот бы хоть иногда приходилось выбирать между плохим и хорошим, — в который раз повторил он одну из любимых фраз. — Так нет же, вечно нужно выбирать между плохим и очень плохим.
Но что в этой ситуации считать плохим, а что — очень плохим?
Рассудок подсказывал, что «очень плохое» в данном случае — отправиться вслед за дикарями, но сердце говорило иначе.
А канарец прекрасно знал: когда сердце и рассудок тянут в разные стороны, ничем хорошим это не кончается.
В конце концов, стоит ли беспокоиться о судьбе идиота, готового рисковать собственной жизнью, пустившись на поиски мифического источника вечной молодости, якобы находящегося на каком-то затерянном острове неизвестно где?
А значит, он получил по заслугам и пусть будет доволен, что стал всего лишь вьючным животным, а не зловонным трупом, как его приятель Дорантес.
И тут Сьенфуэгос вспомнил далекие дни, проведенные в рабстве у свирепых антильских каннибалов, и как он тогда молил Бога, чтобы хоть кто-нибудь пришел на помощь.
Быть может, сейчас он сам может стать тем чудом, на которое так надеялся тот несчастный?
«А вдруг я и впрямь — одно из тех чудес, какие творит Пресвятая Дева? В таком случае мне будет нетрудно ему помочь, она все сделает за меня, — с улыбкой подумал он. — Вот только боюсь, чтобы спасти этого кретина, одного старого арбалета недостаточно, понадобится целая армия».
«А как бы поступил на моем месте Алонсо де Охеда?» — возразил он самому себе.
Отважный капитан Алонсо де Охеда был образцом для всех тех покорителей Нового Света, примером мужества, находчивости и, прежде всего, честности и благородства. Пусть он явился причиной множества смертей, правда также и то, что он искренне старался избежать убийств, честно предупреждая противников, почти ежедневно бросавших ему вызов, что владеет шпагой с поистине дьявольским мастерством и к нему не следует приближаться даже на милю.
Однако навязчивая идея победить с оружием в руках самого великого Охеду одолевала слишком многих, кто стремился стяжать себе славу на Эспаньоле, а потому, хоть тот всеми силами старался избегать столкновений, не обращая внимание на насмешки, время от времени все же был вынужден обнажать клинок, вновь и вновь доказывая очередному глупцу, что за безрассудную жажду славы платить приходится слишком дорого.
Ходили сотни легенд о десятках бесшабашных бретеров, воображающих, будто им известен особо хитрый удар и они смогут одолеть в поединке легендарного Охеду, и тогда весь багаж его блистательной славы и удивительных подвигов тут же станет их достоянием, а благородство и доблесть, которые он являл на протяжении всей своей жизни, полной невероятных приключений, тоже перейдут к ним.