Земля бизонов
Шрифт:
Подобравшись к пленнику сзади, канарец крепко обхватил его, зажал рукой рот и прошептал на ухо:
— Тихо, не надо кричать! Я христианин!
Тот поначалу попытался вырваться, но тут же замер, приготовившись к худшему.
Сьенфуэгос между тем продолжал его уговаривать:
— Я христианин и хочу тебе помочь. Понимаешь?
Несчастный лишь энергично закивал, поскольку Сьенфуэгоса приставил нож к его шее, решив перерезать пленнику горло, если тут начнет кричать. Канарец ослабил хватку и шепотом
— Ты испанец? — когда тот снова кивнул, Сьенфуэгос спросил: — Хочешь, чтобы я тебя отсюда вытащил?
В ответ несчастный лишь горько зарыдал:
— Ради Бога!
Сьенфуэгос поспешно разрезал его путы, и они уже вдвоем поползли прочь — очень медленно, плотно прижимаясь к земле, пока не достигли границы стойбища, где трава стояла некошеной.
Какое-то время они еще продолжали ползти, и лишь убедившись, что никто из обитателей стойбища их не видит и не слышит, припустили во весь дух.
Так они и бежали, не останавливаясь ни на минуту, и лишь когда первые лучи солнца озарили прерию, совершенно измученный пленник без сил упал на колени.
— Подожди! — взмолился он. — Я больше не могу!
Канарец остановился, и тот схватил его за руки и принялся покрывать их поцелуями.
— Спасибо тебе, спасибо! — повторял он сквозь слезы. — Ты спас мне жизнь! Даже больше чем жизнь, потому что это был настоящий ад!
— Опасность еще не миновала, — напомнил канарец. — Возможно, нас преследуют.
— Не сомневаюсь. Но прежде чем они меня схватят, я вскрою себе вены.
— Не смей так говорить — даже в шутку не смей! Как тебя зовут?
— Сильвестре Андухар, — ответил тот.
— Боже! — присвистнул Сьенфуэгос, не удержавшись от ухмылки. — Точно, Сельвестре и есть: прямо как из сельвы вылез, чистый дикарь. Откуда ты такой будешь?
— Из Кадиса. А сам-то ты кто такой и откуда взялся?
— Зовут меня Сьенфуэгос, а взялся я оттуда же, откуда и ты: из-за моря.
— Сьенфуэгос? — удивился Андухар. — Уж не тот ли ты знаменитый юнга Сьенфуэгос, по прозвищу Силач, что плавал вместе с самим Колумбом и оказался единственным выжившим в той резне в форте Рождества?
— Тот самый.
— И что ты здесь делаешь?
— Я и сам хотел бы это знать.
— Слушай, а где мы находимся?
— Я думал, что ты мне это объяснишь, — ответил Сьенфуэгос, усаживаясь рядом.
— Я? — изумился Сильвестре Андухар. — И откуда, черт побери, я могу знать то, чего не знаешь ты? Мы искали остров Бимини, но мне уже давно стало ясно, что это не только не Бимини, но и вообще никакой не остров.
— А ты случайно не из экипажа «Морской принцессы»?
— Да, я боцман этого корабля... А ты откуда знаешь, как назывался корабль?
— Нашел на берегу его останки, и не думаю, что еще какой-нибудь христианский корабль могло занести в эти места.
Боцман ответил с неподдельной искренностью:
— Понятия не имею. Как-то вечером я отошел в кусты по нужде, и меня ударили по голове чем-то тяжелым, и с тех пор я о них ничего не слышал. Эти канальи захватили меня без штанов, что может быть лучше?
— Когда это произошло? — спросил канарец.
— Три года назад.
— Боже милосердный! И все три года ты вел эту ужасную жизнь?
— А что мне еще оставалось? — ответил несчастный Андухар, пожимая плечами. — Удавил бы гадов! — с этими словами он устало поднялся и махнул за спину. — Давай поговорим об этом потом, а то знаю я этих дикарей: они способны углядеть даже след ящерицы на камне. Можешь мне поверить, так легко они от нас не отстанут.
Увы, Андухар знал, о чем говорит: уже к утру они разглядели на горизонте около двадцати неумолимо приближающихся крошечных точек.
Они прибавили ходу, но вскоре стало ясно, что избитому и измученному Сильвестре Андухару не под силу тягаться в беге с дикарями, словно созданными для того, чтобы носиться по прериям в погоне за добычей, будь то зверь или человек.
Под конец, в очередной раз оглянувшись, бывший пленник вдруг упал на колени и взмолился, отчаянно простирая руки:
— Спасайся, пока не поздно! Оставь мне нож и беги!
— Ты с ума сошел? — изумился канарец. — Если они хотят войны — будет им война! В конце концов, их не больше двадцати.
— По-твоему, это мало? Если что и может нас спасти — так это кусок дерева, чтобы развести огонь.
Канарец запустил руку в котомку на плече, извлек оттуда кремень и огниво, а потом заметил:
— С помощью этого высечь огонь куда проще, чем добывать его трением, но ведь если мы подпалим эту чертову равнину, то сами превратимся в жаркое. Здесь негде спрятаться, а огню без разницы, язычники перед ним или христиане.
Андухар не ответил, лишь схватил трут и кремень и прижал их к губам с таким благоговением, как будто это сам Святой Грааль.
— Не верю!! Просто не верю! Давай, помогай скорее! — воскликнул он, как одержимый дергая сухую траву. — Скорее! Нужно очистить площадку и всю траву сложить в центре. Ну же, скорее!
— Зачем? — удивился Сьенфуэгос.
— Не теряй времени, делай, что говорю, — взмолился тот. — Потом объясню.
После того как в радиусе десяти метров вся трава была вырвана и уложена в центре в большую кучу, Андухар погрузил в нее руки, и несколько раз ударил огнивом по кремню, пока не высек первые искры.
— Но если мы зажжем огонь, нас тут же обнаружат, — резонно заметил канарец.
— Они и так знают, где мы. Зато не знают, хотя скоро узнают, что у нас есть огонь. Вот будет сюрприз!