Земля будет вам прахом
Шрифт:
Я смотрел на эти машины неделю за неделей, проводил руками по выступающим ребрам и ровным панелям, которые летом обжигали кожу, а в остальное время были холодными и скользкими. Я пытался заполнить пустое пространство между прошлым, когда все машины выглядели так, и настоящим, когда еще сохранившиеся их экземпляры казались динозаврами на дорогах, но не мог. Я тогда еще не понимал, что такое время или как наступает момент, когда что-то новое и привлекательное (машина, работа, жена) становится просто одной из вещей, тебе принадлежащих, потом — чем-то на периферии сознания, о чем ты и не думаешь вовсе, и наконец
Мы совершали субботние прогулки в течение нескольких лет. Первого раза я не помню, а потому не уверен, когда они начались. Зато помню, когда кончились. Мне было двенадцать. В доме несколько недель царила какая-то необычная атмосфера. Я не знал, в чем причина. Отец казался рассеянным. Мы гуляли как обычно, но один раз он забыл сказать «горячий и мокрый», и мистеру Франксу пришлось просто налить ему кофе. Я помню, с каким звуком напиток лился в чашку, помню, как мистер Франкс посмотрел на отца. В следующий раз отец вспомнил кодовые слова, и я не стал об этом задумываться. В таком возрасте редко о чем-то задумываешься.
Потом в один из дней мы подошли к салону Азары — и что-то изменилось. Стояло холодное осеннее утро, на площадке никого, кроме нас, не было, и я испытал облегчение, потому что уже начал чувствовать — в присутствии других отцу не по себе. Я устремился через дорогу прямо к сверкающим динозаврам, но не успел даже добраться до тротуара, когда понял: что-то не так.
Я повернулся — отец стоял на другой стороне. Он не смотрел ни на меня, ни на площадку с машинами, просто уставился в пустое пространство перед собой.
— Па? — (Он не ответил.) — Ты идешь?
Он тряхнул головой. Сначала я подумал, что он шутит. Но тут же понял, что это не шутка: он замер, уже повернув голову, чтобы идти следом за мной.
— Что случилось? — спросил я, даже мысли не допуская, что мы не зайдем в салон.
— Устал смотреть на чужие машины.
Он двинулся к закусочной. Секунду спустя я побежал за ним. Они с мистером Франксом обменялись традиционной шуткой, но отец рассмеялся нарочито громко.
В следующую субботу в десять часов я отправился в кухню, но не нашел отца. Выглянул в окно и увидел его во дворе — он сгребал опавшие листья. Я подождал несколько минут, но он, казалось, не собирался возвращаться в дом, и тогда я сел читать книгу.
В течение следующих лет случалось так, что по субботам мы время от времени вместе отправлялись в город, долго шли рядом, но той прогулки никогда больше не повторяли. Когда ты маленький, вокруг постоянно происходит столько изменений, что трудно сказать, какие из них важны, а какие — нет. Прошло десять лет, прежде чем мне стало не хватать тех прогулок, и я задумался, почему они прекратились.
Когда тебе за двадцать, ты считаешь, что прекрасно разбираешься в жизни, а потому склонен к красивым жестам. Как-то я приехал на выходные домой и попытался уговорить отца на прогулку. Поначалу он, казалось, не мог вспомнить, о чем я, но наконец я вытащил его из дома.
Взрослые шагают широко — на всю прогулку у нас ушло десять минут. Салон Уолтера Азары стал магазином по торговле уцененными коврами. В закусочной — которая, естественно, превратилась в «Старбакс» [8] — я
В общем, я все-таки позвонил отцу. Мы поболтали минут десять, и поболтали неплохо. Потом я зашел в забегаловку на Келли-стрит, купил последний «королевский» гамбургер и вернулся с ним в номер, где смотрел телевизор, пока не уснул.
8
Название компании по продаже кофе и сети кофеен.
Что бы мы делали без телевизора? Наверное, просто жили бы.
Я проснулся, дернувшись, как от пощечины. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять: звонит телефон.
Звук не прекращался, резкий, назойливый. Я приподнялся, пытаясь нащупать трубку на прикроватной тумбочке. В комнате не было другого света, кроме как от экрана телевизора и красных цифр на электронных часах, которые показывали четверть второго. Дождь молотил по крыше, задувал ветер.
— Да, — прохрипел я в трубку. — Кто это?
— Вы совершаете ошибку, — услышал я женский голос.
— Эллен? — спросил я, уже понимая, что это не она.
Голос был прокуренный и властный.
— У пагубы уже развязаны руки, — заявил голос. — Если продолжите лезть не в свои дела, будет только хуже.
— Вы кто такая, черт вас раздери?
— Вы меня не знаете, — сказала она и рассмеялась низким хрипловатым смехом.
Потом трубка замолчала.
Глава 19
Признаков жизни в конторе мотеля не наблюдалось, но я все равно продолжал колотить в дверь, прижимаясь к ней поближе, чтобы не мокнуть под дождем. По прошествии нескольких минут в глубине загорелся свет и появилась Мэри в халате. Она открыла внутреннюю дверь и уставилась на меня через москитную сетку.
— Что случилось? — Голос у нее был невнятный, сонный, волосы стояли торчком. — Сейчас, кажется, ночь?
— Кто-то позвонил мне в номер, — сказал я. — Можно ли определить, откуда звонили?
— Нельзя, — смущенно ответила она. — У нас везде индивидуальные линии. Их можно, — она зевнула во весь рот, — арендовать помесячно.
— А как мне узнать номер станции?
— Это нетрудно, — вздохнула она.
У нее был тяжелый взгляд человека, который не засыпает без таблеток или без стаканчика горячительного.
— Номер есть в комнате, в списке телефонов. А вы не знаете, кто вам звонил?
— Извините, что побеспокоил.
Она моргнула по-совиному, повернулась и засеменила обратно в комнату.
Я вернулся к себе и, конечно, нашел номер телефонной станции. Я подумал, что сейчас все разрешится, но когда дозвонился до оператора, мне сказали, что номер не определился.
Во время телефонного разговора я толком и проснуться-то не успел, но без труда и в точности вспомнил все сказанные слова. Меня поразило, что звонившая была уверена: она застанет меня. Я, приехав в Блэк-Ридж, никому не говорил, где остановился, даже Эллен. К тому же звонок был поздний, но не настолько — я мог еще не успеть вернуться. И откуда она знала, что я на месте, — просто предположила или…