Земля будет вам прахом
Шрифт:
Она тоже оставалась и уже начинала задумываться, знает ли сама почему.
Ты можешь заставить себя не браниться с матерью, но в конечном счете обнаруживаешь, что договориться все равно невозможно.
Позднее, в пересменок, она вышла на улицу и попыталась дозвониться до матери по сотовому. Ответа не последовало. Ее это не обеспокоило, и только теперь она поняла причину: так было подстроено специально.
Странное дело — расти, зная, что тебе никогда не придется волноваться о здоровье матери. Ты носишь эти догадки в себе. Если она что и поняла за время своего отсутствия, так это одно:
Кристина полагала, что теперь ей известен ответ по меньшей мере на один вопрос, и от этого она чувствовала себя больной, усталой и несчастной. Вот поэтому-то она и вернулась. Впрочем, она никогда и не уезжала. Никогда не уезжала, не могла уехать и не сможет.
Деревья в этом лесу не были деревьями. Они были прутьями тюремной решетки.
Вечерняя смена начиналась через полчаса. Успеет ли она что-нибудь за это время? Вероятно, нет. Так что лучше просто прогуляться по Келли-стрит и попытаться успокоиться.
Могла ли она сделать что-нибудь после?
Внезапно она почувствовала тревогу, на нее навалилось понимание того, что ей стоило лучше учиться. Ее поразила эта мысль: к единственному человеку, готовому ей помочь, она ни в коем случае не могла обратиться, ведь это была та самая женщина, которая хотела научить ее подобным делам. Которая положила тому начало, отвезя дочь куда надо, а потом была отстранена от дальнейшего участия. В течение нескольких месяцев перед возвращением в Блэк-Ридж Кристину преследовали жуткие сны, и психотерапевт сказал, что всему виной отрицание. Как бы ты ни старалась не думать, скажем, о красном кресте, именно его ты и видишь перед собой. Единственное решение в том, чтобы думать в положительном ключе о чем-то другом. Хороший совет, если красные кресты бегут у тебя по жилам вместе с кровью.
Когда тебе вдруг становится беспричинно страшно, это явный знак того, что в действие вступили невидимые силы. Они приходят в движение, и все, что ты можешь, — это бежать.
Вопрос только в том, куда: прочь или навстречу.
Глава 28
Я припарковался в тридцати ярдах от дома, на кривой улочке в северной части города. Дома здесь стояли довольно большие, но сам район казался просторным — его породил блэкриджский строительный бум 1970–1980-х, если это можно назвать бумом, конечно. Я выбрал место подальше от фонаря, чтобы не привлекать внимание. Становилось все холоднее, но я оставался в машине.
По прошествии двух часов я увидел автомобиль, который проехал мимо и припарковался чуть впереди. Из салона выбрался крупный мужчина, нагруженный стопкой папок. Он вошел в дом, и я дал ему десять минут.
Потом я позвонил. Минуту спустя дверь открылась.
— Привет,
— Господи боже мой, кого я вижу! — Он улыбнулся, но улыбка получилась усталой. — Заходи.
Еще через несколько минут у меня и у него оказалось в руке по бутылке пива. Он, как выяснилось, пил уже вторую, а это кое-что. Кухонный стол целиком покрывали канцелярские папки. Раковина была чистой и пустой, если не считать длинной лопаточки. Мешок с мусором у задней двери был переполнен картонными коробками из-под пиццы. Я вспомнил, что за те несколько часов, которые прошли после разговора с Беки, Кайл так и не позвонил, однако и у меня появились более срочные вопросы.
— Занят?
— Как всегда, — ответил он. — Ты же знаешь юриспруденцию — она требовательная любовница. Как это ты говорил? Без любви и работы жди невроза?
— Это Кёстлер, — смутился я, подумав, что люди иногда помнят о тебе удивительные вещи и, как бы ты ни пытался выглядеть крутым, тебя, как назло, судят только по спонтанным поступкам.
Я прошел за Биллом в гостиную. Здесь тоже повсюду валялись папки, даже на пианино у стены. В остальном, впрочем, царил порядок, хотя на полках и виднелась пыль. Мужчины умеют наводить чистоту, но пыли, похоже, просто не замечают.
— Сегодня неподходящий вечер, — извиняющимся тоном сказал Билл. — Если ты хотел потрепаться за пивом. В понедельник у меня серьезное дело, медицинское, показания экспертов — сплошной геморрой. Завтра нужна ясная голова, чтобы подготовиться. И к тому же у меня нет четкого представления, что там на самом деле произошло.
— Да бога ради, — отмахнулся я, глядя, как он делает большой глоток. — Я просто заглянул ненадолго.
— А с чего ты задержался? Я думал, ты тут пролетом.
— Дело оказалось сложнее, чем я предполагал.
— Расскажешь?
— Может быть.
— Какой ты таинственный.
Прежде мы общались главным образом в барах неподалеку от офиса, но я частенько заглядывал и к Биллу домой. Я знал здешние правила. Вытащив пачку сигарет, я показал на балкон.
Он кивнул:
— Конечно. Еще будешь?
Он присоединился ко мне пару минут спустя с двумя бутылками пива. Некоторое время мы потягивали его молча.
— Ты ведь давно здесь живешь?
— Провел несколько лет мальчишкой, — сказал он. — Часто бывал после армии. А что?
— Ты знаешь Робертсонов?
— Ну да, знаю. Несколько раз встречался с Джерри по делам. Мы представляли интересы его фирмы.
— А что насчет молодого поколения?
— И их знаю. Брук и Кори. А что?
— Вторая жена Джерри вчера попала в автокатастрофу, — сказал я.
Он нахмурился:
— Неужели? Как ее зовут — Хелен?
— Эллен.
— И что случилось?
— Не знаю толком.
— А какое это отношение имеет к тебе?
— И этого я тоже толком не знаю.
Окончательно стемнело, и электрический свет оставлял резкие тени на лице Билла, подчеркивая морщины в тех местах, где во времена нашего знакомства (за десять лет до рождения Скотта) была только гладкая кожа. Те же перемены он наверняка видел и во мне.
— Не хочешь нормально объяснить?
— А надо?
Он сделал большой глоток и отвернулся.
— Зависит от того, что ты ждешь от меня, — сказал он. — Если нужен совет, как поступить по закону, тогда валяй.
— Возможно, не по закону, — уточнил я.