Земля и море
Шрифт:
— Ты полагаешь, есть смысл? — Алексис глянул на Лауриса.
— Мы ничего не теряем. Ведь завтра воскресенье. Спать можно сколько влезет.
— Тогда сразу же надо собираться, — встрепенулся Дейнис.
— Ну, хорошо, — решил Алексис. — Аустра, ты не приготовишь мне еду с собой? Возможно, нам придется пробыть в море всю ночь до утра.
Аустра поднялась и вышла на кухню. Лаурис с Дейнисом ушли домой переодеться и собраться.
Пришла Рудите, и Аустра приготовила мужу еду в дорогу.
Полчаса спустя Лаурис с Дейнисом пришли во двор Зандавов. Дейнис взял с собой и маленького Лудиса.
— И чего он канителится так
Обе женщины, стоя у окна, провожали взглядом уходивших через дюны охотников. Зандав, как обычно, не попрощался, да и Аустре нечего было сказать ему.
— Опять дом опустел, — вывел ее из задумчивости голос Рудите.
Аустра вздохнула. Надо возвращаться к действительности, продолжать жить с маской на лице… и обманывать. Но скоро всему этому наступит конец, начнется новая жизнь. Аустра вспомнила о записке Лауриса.
Она взяла вязанье и села у стола. Когда же, наконец, Рудите отвернется или выйдет на кухню? Но девушка, наматывая на коклюшки нитку, приготовилась к продолжительной работе. В ее присутствии Аустра не осмеливалась вынуть записку. Прошло больше часа, и тут Аустра не выдержала: как бы оправляя на столе скатерть, нащупала записку и, зажав ее в кулак, ушла в свою комнату.
Содержание записки было странным: «Жди меня. Не бойся его возвращения. Я свое обещание выполню».
Смутное предчувствие заставило Аустру побледнеть. Она читала и перечитывала записку.
«Безумный… что это значит? Он что-то замышляет… Только не это, не это… так я не могу…»
Охваченная тревогой, она, накинув пальто, поспешила на взморье. «Может быть, они еще на берегу, передумали… вернутся назад… Если Лаурис так думает, тогда эта охота не должна состояться…»
В лучах зимнего предзакатного солнца лед отливал зеленым светом, мелкими бриллиантами мерцали кристаллики снежинок. На морских просторах царила величественная тишина. Далеко впереди, на заснеженном льду, двигались четыре черные точки. Они еще были видны, но каждую минуту могли исчезнуть. Прижав руки к груди, Аустра не спускала с них глаз. Не было больше ни страха, ни желаний — остались лишь бесконечная усталость и безразличие.
— Поздно… Боже, за что на меня такое проклятие? Почему я вызвала эту беду?
Глава седьмая
1
Трое мужчин и мальчик, двое салазок, гарпун, топор, старый судовой колокол, у каждого по увесистой дубинке и одно охотничье ружье на всех — так они ушли. Из-за Дейниса они двигались гораздо медленней, чем бы им хотелось.
— Скоро ли мы придем? — то и дело интересовался маленький Лудис, самый из них нетерпеливый. Заметив где-нибудь темное пятно, он указывал на него: — Это тюлени?
Но взрослые, снисходительно улыбаясь, спокойно шли дальше. Через час ходьбы они очутились так далеко от берега, что вытащенные на берег лодки совершенно исчезли из глаз. А деревья, казалось, ушли в землю по самые верхушки. Впереди, куда они держали путь, между ледяным полем и далеким горизонтом блеснула темная полоса воды. Алексис,
— Осталось идти час, а то и полтора. Пока доберешься, стемнеет.
— Ничего, часок еще при свете пройдем, — ответил Лаурис. — Главное, чтобы до наступления сумерек узнать, есть ли тюлени. Ночь будет лунная, сможем работать, как днем.
— Лаурис прав, — согласился Дейнис. — Когда я, бывало, ходил на тюленей, мы все больше по ночам охотились.
— Конечно, — отозвался Лаурис. — Если к девяти-десяти часам ничего не найдем, вернемся домой.
— Нет, надо было нам лучше под утро выходить, — сказал Алексис.
— Утром холоднее, — возразил Дейнис.
— Это лучше — тогда тюлени продувают отдушины, — упорствовал Алексис. — А мы к утру устанем, и нам будет не до охоты.
Он был прав, но все молча прибавили шагу, понимая, что об этом надо было думать раньше. Солнце уже склонилось к закату, когда охотники заметили в двух местах движущиеся черные точки.
— Это тюлени, — Лаурис в бинокль долго рассматривал чернеющие пятна. — Да, это они. Теперь бы только подойти к ним незаметно.
— Мы должны отрезать их от незамерзшего моря, — сказал Алексис. — Разделимся и начнем их обходить. Салазки останутся здесь, Лудис присмотрит за ними.
Мальчику не понравилось такое поручение, тогда Лаурис, немного знакомый с повадками тюленей, дал ему старый судовой колокол, снятый с затонувшего парусника.
— Когда ты увидишь, что мы отрезали тюленей от моря, начинай потихоньку звонить в колокол, бом-бом, затем повремени немного и опять звони. Тюлени любят такие звуки. Может быть, удастся заманить их подальше от лунки.
На скорую руку привязали к салазкам шест наподобие мачты, а на конце его укрепили колокол, затем рыбаки обернули сапоги тряпками, чтобы идти бесшумно, и отправились.
Алексис взял гарпун и тяжелую дубинку. Лаурис вскинул на плечо ружье, а опытный охотник Дейнис Бумбуль знал, что нет лучше оружия, чем увесистая дубинка.
— Нужно бить тюленя по носу, — поучал он. — И остерегаться, чтобы он не подобрался к ногам. У него, шельмеца, барсучья повадка — набрасываться на человека.
Они сделали большой круг, чтобы оказаться вблизи тюленей, разлегшихся под холодным зимним солнцем по соседству с полыньей. Дейнис и Алексис ничего не видели, кроме массивных туш, темнеющих шагах в трехстах от них, все их внимание было приковано к ним. А пальцы Лауриса нервно поглаживали ложе ружья, взгляд его изредка задерживался на Алексисе, который тихо двигался чуть впереди.
Лаурис молчаливо, с рассеянным видом шагал за товарищами, держась ближе к полосе открытой воды.
Он вспомнил о своем обещании Аустре, а лучше, пожалуй, было о нем не думать.
Над ледяной равниной разносились чистые и мягкие звуки старого колокола. И вот темные туши на льду зашевелились, стали поводить круглыми усатыми мордами, переваливая свои неуклюжие туловища. Звон колокола привлек внимание животных. Любопытство и удовольствие, испытываемые от незнакомых звуков, манили тюленей. «Бом-бом…» — вибрировал воздух. Любопытный самец двинулся навстречу звуку и находился уже в шагах десяти от лунки, возле которой на льдине лежала самка с тюлененком. Вероятно, и ее пленяли таинственные звуки, и если бы она была одна, непременно бы последовала за самцом. Но она не решалась: тюлененок не мог идти с ней, и материнская любовь взяла верх — она осталась у лунки.