Земля и море
Шрифт:
— Тебе не холодно, сынок?
— Нет, папа, теперь не холодно. Сперва мерзли ноги, а теперь согрелись.
— Вот и хорошо. Закутайся хорошенько и сунь руки в карманы.
С большим трудом удалось Лаурису разжечь огонь. Как только дрова разогрелись, салазки пододвинули к огню, и мужчины принялись растирать снегом руки и ноги Дейниса. Они беспощадно терли подошвы ног, щипали и мяли его, поглядывая изредка на лицо Дейниса. Но на нем ни разу не появилась болезненная гримаса.
— Неужели ты еще ничего не чувствуешь?
— Ничуть.
Заметив, что топливо на исходе, Лаурис вспорол брюхо одного из тюленей, выдрал из его внутренностей пласты жира и бросил их в огонь. Но жир таял и, треща, стекал на уголья, не давая пламени. От Алексиса и Лауриса шел пар, они молча, в угрюмой тишине делали все, что было в их силах. Борьба за жизнь товарища заставила их забыть грозившую им самим опасность. Пример одного увлекал другого: что делал Алексис, то повторял Лаурис, они не спорили и не думали о том, кто из них прав. Когда огонь потух, а состояние Дейниса не улучшилось, Алексис снял вторые носки и натянул их на ноги Дейниса, обмотав их мешками. И Лаурис позавидовал ему, он не мог поступить так же: обувь и носки Лудиса высохли у костра, и он не нуждался в вещах Лауриса. Пока продолжалось это состязание в великодушии, его разум был спокоен, избавлен от всяких назойливых мыслей.
«Как хорошо, если бы все так осталось! Алексис ведь хороший, верный друг… Я могу быть таким же…»
В эти минуты забылось все дурное.
Ветер усилился, началась вьюга. Вокруг льдины волновалось бушующее море, по временам отламывая куски от плавающего острова. Два человека, нахохлившись, точно зябнущие птицы, сидели на корточках на салазках. Двое других прыгали вокруг них, бегали, били себя руками по бокам, пытаясь согреться. Ветер развеял золу угасшего костра. Оттаявшая возле него маленькая лужица быстро затянулась ледяной коркой, и слой снега покрыл место, где темнели остатки костра.
4
Дейнис чувствовал, что близится развязка.
— Прижмись ко мне, тебе будет теплее… — тихо сказал он Лудису. Сам он был не в силах привлечь к себе мальчика.
— Папа, как ты думаешь, выйдет ли школьный ранец из шкуры тюлененка? — спросил Лудис. Масса новых впечатлений и необычная обстановка прогнали сон, хотя дома в это время он обычно уже спал.
— Выйдет, сынок, — шептал Дейнис. — Ты только попроси Лауриса, чтобы он освежевал его и свез к дубильщику.
— Лаурис? Ведь ты же сам умеешь сдирать шкуру.
— Я… — Дейнис подавил вздох. — У меня уже не будет времени. Да и к тому же Лаурис это делает лучше.
— Папа, а почему самка не убежала, когда убили детеныша? Ведь она тогда бы спаслась. Почему она этого не сделала?
— Самка любила своего тюлененка. Она хотела спасти его.
— Разве ей было не страшно?
— Она забыла о страхе, потому что малышу грозила опасность. В таких случаях и люди забывают про страх.
— Да? Папа, а ты бы мог?
Дейнис переглянулся с товарищами и смущенно улыбнулся. За него ответил Алексис:
— Он это сделал, мальчуган, спасая тебя. Ты ведь его маленький тюлененок. Тому угрожала беда на льду, а тебе — под водой. И когда ты тонул, твой отец… Да что там говорить, позже сам поймешь!
Мужчины опять хлопали себя по бокам, бегали и прыгали в какой-то безумной пляске. А мальчик еще долго говорил о своем тюлененке и доме, пока не начал зевать и постепенно затих. Тогда Дейнис тихо позвал Алексиса и Лауриса.
— Укутайте его получше… чтобы не замерз. У меня руки не владеют.
Когда его просьба была исполнена, лодочный мастер продолжал:
— Я чувствую, что скоро уйду к праотцам. Подойдите поближе, друзья, я должен вам кое-что сказать. Вы, может быть, доберетесь до берега. Тогда скажите народу… может быть, придется свидетельствовать и на суде, что моя последняя воля такова: пусть все останется Байбе — домишко, вещи и все остальное. Других родственников у меня нет. Деньги, оставшиеся после меня, она сумеет употребить куда следует. Там мне кое-кто должен за работу… все записано в маленькой тетрадке. Пусть они уплатят Байбе. Алупс, Пауна, твой отец тоже, Лаури. За некоторые лодки мне должны люди из других поселков. Если они станут артачиться, помогите Байбе добиться правды. Будут, конечно, хлопоты…
— Мы это сделаем, Дейни, — сказал Лаурис. — Но ведь еще ничего не известно, придется ли нам все это делать. Может быть, ты сам…
— Нет, — ответил Дейнис. — Хорошо, если хоть вы благополучно отделаетесь. Шутка ли, куда занесло. Это моя вина. Если бы я вас не подбил на эту охоту…
— Оставь, Дейни, — перебил его Алексис. — Мы сами пожелали идти. Взрослый человек сам отвечает за свои поступки. Ты хочешь, чтобы мы еще что-нибудь передали Байбе?
— Что ей сказать? Она сама знает. Я хотел, чтобы Лудис учился. Он способный мальчик. Теперь, наверно, из этого ничего не выйдет. Не родной он мне, но, кроме него, у меня ведь никого не было. Что Байба сможет, пусть делает для него.
— Если потребуется, я помогу, насколько сумею, — сказал Алексис.
— Я тоже, — откликнулся Лаурис.
— Спасибо, друзья. Теперь у меня душа спокойна.
Мужчины догадались, что Дейнис хочет еще что-то сказать, о чем не так-то легко говорить. В таких случаях вопросы излишни. Они терпеливо ждали, пока он заговорит сам. Вокруг них хлопьями падал снег.
— Как-то неладно получается, что ухожу без христианского напутствия, — нерешительно заговорил, наконец, Дейнис. — Особенно хорошим я не был. Любил часто прихвастнуть и тогда нес такие небылицы, каких со мной никогда не случалось. Это было нехорошо с моей стороны…
— Но от твоих небылиц не произошло ничего дурного, — сказал Лаурис. — У тебя просто богатая фантазия, и люди любили слушать твои рассказы. Нет, Дейнис, ты никогда не плутовал и не обманывал для собственной выгоды.
— Вы думаете, что ничего плохого в моих рассказах не было?
— Да нет же, Дейнис, ты только шутил и веселил народ, — успокаивал его Алексис.
— Может, оно и так, — задумчиво произнес Дейнис. — Но вот в Эзериешах с этими французскими коликами… шутка могла получиться неважная. Ведь лошадь чуть было не погибла.