Земля и небо. Записки авиаконструктора
Шрифт:
Компонуя самолет, Леон Шехтер вложил весь свой талант в этот проект. Изящество внешних форм сочеталось со многими техническими новшествами. Была принята высокая для того времени удельная нагрузка на крыло, позволившая уложиться в небольшие габариты самолета. В полете убиралось не только главное шасси, но и хвостовое колесо. Водорадиаторы были перемещены со своего обычного места в заднюю часть мотогондол, которые стали удобооб- текаемыми. Разнесенное по сторонам вертикальное оперение давало некоторый выигрыш в весе и улучшало обзор и обстрел назад. Накопленный опыт постройки легких самолетов
Первый опытный экземпляр самолета ББ-22
В работе чувствовался большой подъем, который подогревал сам Яковлев, ежедневно обходя чуть ли не все рабочие места. Его меткие замечания и острые вопросы вносили целеустремленность в конструирование машины. Беда, если спрашиваемый оказывался некомпетентным. На него сыпался град дополнительных вопросов до тех пор, пока не становилась ясна объективная реальность. Припертый к стене начальник или работник вынужден был давать обещание исправить что-то, да еще к определенному сроку.
Имея очень цепкую память, АэС в названный срок обязательно подходил к тому же человеку и спрашивал:
– Как дела?
Если бедолага не мог толково ответить, следовал публичный разнос.
Такие сцены происходили прямо на месте, будь это КБ, производство или аэродром. Диалог был явно неравноправным. АэС мог позволить себе такие слова:
– Вы преступный тип, вас нужно судить, – в то время как ответчик вынужден был, соблюдая субординацию, отбиваться деликатно:
– Ничего преступного здесь нет, это вина не моя, а такого-то.
Однажды, стоя на стремянке возле самолета, Яковлев увидел в дверях выходящего конструктора Леканова и крикнул:
– Эй, Леканов!
Полуобернувшись и подняв брови, Юра с достоинством ответил:
– Pourquoi,(4*) «эй»?
Получив изящный, но твердый отпор, АэС заметно стушевался.
Если не считать некоторой грубости, АэС своей энергией и непреклонной волей, повседневной требовательностью и интересом к делу, практичностью и оперативным решением возникавших вопросов действительно завоевал у своих сотрудников огромный авторитет. Во время его ежедневных обходов каждый человек мог набраться смелости и обратиться к нему с любым вопросом, включая личные. Если АэС с ходу сам решить какой-то вопрос не мог, он тут же вызывал на место того или иного человека, от которого зависело решение дела. Вопрос решался немедленно и исчерпывающе. Если же вопрос бывал неправомочен или демагогичен, человеку, обратившемуся с ним, давался должный отпор. Это было платой за риск.
Требуя от всех и во всем подтянутости, дисциплины и порядка, сам АэС пользовался привилегией приходить часа на два позже других, правда, уезжал обычно тоже попозже. Такое поведение имело для пользы дела определенную выгоду: начальники, не решаясь уходить раньше АэСа, оставались сверхурочно и удерживали подчиненных.
– Задержитесь сегодня часиков до десяти, а если поработаете до двенадцати, ничего с вами не случится.
Излюбленным приемом форсирования работы была его игра на самолюбии.
Сложнейшая работа по ручной выколотке и сборке капотов двухмоторного самолета поручалась двум лучшим медникам: пожилому опытному Морозову и молодому способному Антипову. АэС регулярно наведывался к ним, говоря улыбающемуся белозубому Морозову:
– А у Леши Антипова дело-то побыстрее идет.
Улыбка сразу угасала, а стук молотка усиливался.
Подойдя к щеголеватому Антипову, работавшему в излюбленной косоворотке и наглаженных брюках, говорил:
– А у Морозова-то чище получается.
Сверкнув глазами, Леша принимался сопеть и быстрей колотить молотком.
Или еще: приблизившись к столу какого-нибудь конструктора и поговорив о работе, спрашивал:
– Когда закончите?
Конструктор, не подумав, называл срок.
АэС запоминал, никогда ничего не записывая, и к названному сроку подходил снова.
– Как, вы еще не закончили?
Опрометчивый конструктор, растерявшись, опять называл срок и снова невыполнимый.
АэС испытывал удовольствие, когда вновь подойдя к незадачливому человеку, с наигранным удивлением спрашивал:
– Вы все еще возитесь с этим делом?
Смущенный конструктор готов был провалиться сквозь паркет.
АэС так натренировал свою память, что стоило ему увидеть како- го-либо человека, как моментально в его сознании всплывала ассоциация, связанная с этим человеком и его работой. Обычно в таких случаях он начинал разговор со слов:
– Вы тогда обещали сделать то-то, а оказывается…
Или:
– Вы обещали сделать это тогда-то, а до сих пор…
– Как вы могли так ошибиться, когда на деле это выглядит так…
Если человек оказывался несостоятельным, АэС переставал с ним
общаться надолго или навсегда.
Если разгон предстоял серьезный, с оргвыводами, он обставлял его основательно, привлекая представителей общественных организаций.
Яковлев сам многословия не любил и не терпел его у других. Обрывал болтовню, не подкрепленную фактами. Сам всегда оперировал только неоспоримыми, неопровержимыми фактами, зачастую незначительными. Тот, кому они вменялись в вину, бывал вынужден их признать. Тогда он переходил в наступление:
– Как вы могли это допустить?
Оплошавший работник попадал под перекрестный огонь вопросов присутствующих и с уроном уносил ноги.
Верный способ сбить спесь он выработал такой. Если иной не в меру ретивый человек обращается к нему с жалобой на кого-то и начинает так: «Александр Сергеевич, давно такой-то обещал сделать то-то, а до сих пор…», Яковлев перебивал:
– Вот вы обвиняете других, а сами даже своих ботинок не можете почистить.
Или:
– Вы что, в курятнике спите? Только посмотрите на него – весь в пуху.