Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Её дело…
— Уж больно вы какой-то удручённый, — покачала головой Дуняша.
— Обещаю к обеду восстановить аппетит, — мрачно сказал Куропёлкин.
— Ладно, — сказала Дуняша. — Вам были обещаны поблажки. Прекращать действие контракта с вами Нина Аркадьевна не намерена. По какой причине, не знаю. Но догадываюсь, — слова Дуняши при этом были подтверждены улыбкой понимания сути. — А поблажки предложены такие. Гуляйте, где хотите и сколько пожелаете, хотите — закажите велосипед, посещайте Водный дом…
— У
— Ну, это понятно, — кивнула Дуняша, — и тем не менее… И даже… И даже… Если захотите, выйдите за ограду и можете автобусом добраться до Москвы. Там развлекайтесь…
— На воздушные и невидимые деньги? — спросил Куропёлкин.
— Вот вам конверт с зарплатой за первый месяц службы, — сказала Дуняша.
— В песо? — спросил Куропёлкин.
— Отчего же в песо? — удивилась Дуняша. — Холдинг бережёт свою репутацию. На обновки вам хватит. Коли заскучаете, можете посетить своих прапорщиков в Грибных местах.
— А если не вернусь? — спросил Куропёлкин.
— Тебя вернут, — сказала Дуняша.
— Ну да, понимаю, — согласился Куропёлкин.
— А что это ты читаешь? — спросила Дуняша, взяла со стола Куропёлкина книгу со строгой синей обложкой. — Тяжёлая. Так… «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй», том первый… Это что такое?
— Китайский роман шестнадцатого века.
— Какого?
— Шестнадцатого. У нас в стране жил такой Иван Грозный, если ты о нём слыхала…
— Кино смотрела, кажется… — поскребла в памяти Дуняша. — С чего бы ты вдруг стал читать древних китайцев?..
— Во-первых, они не такие уж и древние. А потом мне, не знаю по какой причине, прислали книги средневековых китайских и японских авторов.
Дуняша принялась листать первый том «Цветов сливы…».
Наткнулась:
— Вот как! Глава семнадцатая: «Прокурор Юй-вэнь обвиняет командующего императорской гвардией Яна. Ли Пин-эгр берёт в мужья Цзян-чжао-шаня». Это детектив, что ли?
— Ага! — сказал Куропёлкин. — Эротический роман и детектив одновременно с прокурорской проверкой.
— Ты меня за дуру держишь? — обиделась Дуняша.
— Ну, хорошо, — сказал Куропёлкин. — Ещё до… Ну, сама понимашь…
— Понимаю, — кивнула Дуняша.
— Ну вот, до того происшествия мне была доставлена книга «Китайская пейзажная живопись» с заданием высказать о ней своё мнение, всё-таки я побывал в соседских портах и кое-что в них узнал. Но высказывать мнение не пришлось. И вот теперь эти китайские романы, впрочем, корейские и японские тоже.
— Бизнес Нины Аркадьевны, — сказала Дуняша.
— Ты полагаешь?
— На днях Нина Аркадьевна улетела на Бруней и в Папуасию. Её интересы сейчас на Востоке и Юге Азии.
— Хорошо, что в Папуасии нет литературы, — сказал Куропёлкин.
— А вдруг есть? — рассмеялась Дуняша.
— Ты, Дуняша, меня пугаешь, — сказал Куропёлкин. — Ты слишком осведомлённая. И видимо, знаешь тайны здешнего двора. Но кто ты здесь, понять я не могу. Даже не знаю, как к тебе обращаться, наверное, всё же на «вы» и по имени-отчеству… Как ты записана в паспорте?
— Евдокия Ивановна Ермолаева, — будто бы растерялась Дуняша.
— Слава Богу, не Авдотья.
— Почему?
— Евдокией была моя тётка. Тётя Дуня, — сказал Куропёлкин.
— И отчего же ты не можешь понять меня? — спросила Дуняша.
— Или я тупой, Евдокия Ивановна, — сказал Куропёлкин, — либо для меня нет необходимости разгадывать твои секреты и выпытывать, с кем ты и кто тебе приятен и кто неприятен…
— А какая бы вышла польза, если бы мои секреты тебе открылись? — спросила Дуняша.
— Похоже, никакая, — вздохнул Куропёлкин.
— А не был бы тупым, — сказала Дуняша, — задумался бы над плохо объяснимыми для тебя поступками Нины Аркадьевны…
— Значит, ты на её стороне или в её команде? — предположил Куропёлкин.
— Всё ты упрощаешь, милостивый государь Евгений Макарович, — теперь уж будто бы не по делу рассмеялась Дуняша.
276
— А книги тебе присылают в надежде на то, что ты можешь оказаться полезен своими советами в бизнес-проектах. Я так полагаю. То есть считай, что ты теперь как бы советник.
— Никто никаким советником меня не назначал, — сказал Куропёлкин, — и я не намерен им быть. Побуду бездельником два года. Язык эскимосский выучу.
— Ну, что же… Над тобой сейчас две силы, — сказала Дуняша, — а потому имеешь возможность для манёвров и даже интриг. С тем я тебя и покидаю. И о Баборыбе своей не забывай, но при этом помни и о другой, возможно первой для кого-то, команде Нины Аркадьевны.
— Это тебя, Дуняша, следует сейчас же, — сказал Куропёлкин, — произвести в советники.
277
Осваивать эскимосский язык Куропёлкин не стал. И не из вредности (а к изучению языка эскимосов, как помните, его призывал Селиванов), а из-за душевной лени. Обращаться с вопросами к Селиванову же, зачем ему, собственно, эскимосы, Куропёлкин не пожелал, чтобы не вляпаться в ещё какую-нибудь жидкую глупость.
Пока его никуда не торопили, и даже и впрямь было ему разрешено (высочайше дозволено) прогуливаться в здешних Аркадиях.
Велосипед заказывать он отказался. Рос при дорогах, на которых можно было гнать (хотя как это — гнать? кнутом, что ли?) двухколёсное устройство лишь за букетами неизвестно для кого. Не гонял, не было нужды. И велосипеда. Владик же оказался городом скорее для горнолыжников (по крутизне — второй Сан-Франциско). Если бы выпал снег в поместье Звонковой, Куропёлкину были бы хороши лыжи, а то и аэросани.