Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Наш разговор, Евгений Макарович, вы стараетесь превратить в скандал, — сказал Селиванов. — Но скандала не выйдет. И Баборыба останется при вас. А что касается госпожи Звонковой, то думаю, государство сумеет договориться с ней.
— Почему вы не хотите меня отпустить? — нервно спросил Куропёлкин. — Что вы пристали ко мне? Дайте мне просто жить.
— Природа сделала свой выбор, — многозначительно произнёс Селиванов.
— Природа — дура! — воскликнул Куропёлкин.
— О-о-о! Какое неумное и безграмотное мнение! — сказал Селиванов. — Пришла пора устроить вам встречу
286
— Встреча с Бавыкиным мне не нужна. Как, видимо, и ему со мной. Если бы он нуждался в ней, зазвонил бы Башмак. Но он ни разу даже и не тренькнул. И это для меня важно. Я почувствовал пренебрежительное отношение Бавыкина к моей личности. Или хотя бы отсутствие какой-либо заинтересованности в ней. Понятно, что он не считает меня придуманным вами Пробивателем. И этому я очень рад.
— Вот проект Бавыкина, — сказал Селиванов. И расстегнул молнию кожаной папки, будто бы только что появившейся в его руках.
Из папки была выловлена и разложена перед Куропёлкиным физическая карта Северного полушария планеты. На ней широкой полосой, схожей со стрелой стратегического фронтового удара, было, видимо, обозначено направление проекта Бавыкина. Стрела начиналась где-то в Подмосковье, долетала до Камчатки, там, судя по знаку «виктория», была предусмотрена промежуточная стадия полёта, стрела же на карте продолжала движение до Аляски, оттуда она резко поворачивала на запад, поближе к Ледовитому океану, и добиралась до Северного полюса, где (на карте же) происходила её победная вспышка.
— Меня не интересует проект Бавыкина, — сказал Куропёлкин.
— Эта карта вам ничего не напоминает? — спросил Селиванов.
— Нет.
— Ну да, ваше поколение о прошлом страны ничего не знает, и не хочет знать. Вы наверняка не помните о том, кто такой был Чкалов и какой полёт он совершил над Ледовитым океаном в Америку.
— Кое-что помню, — сказал Куропёлкин. — Фильм видел.
— Первому вашему пробиванию, из Люка и в Карибские моря, сопутствовали обстоятельства, какие помешали громко объявить о нашем достижении, но проект Бавыкина даёт возможность исправить досадную неловкость. А первый Пробиватель может обеспечить себе мировую славу.
— Во-о-о! И прекрасно! — обрадовался Куропёлкин. — Вот и разыскивайте Пробивателя, какого манит мировая слава. Да ещё и подберите человека с благородной фамилией! Меня мировая слава, к счастью, не волнует.
— Фамилию мы и вам можем подобрать подходящую, и никто ни о каком Куропёлкине не вспомнит, — взволновался Селиванов. — Впрочем, извините… Вы всё же сумели ввести меня в раздражение. Я перешёл на крик… Извините. Я не собирался вас обидеть и уж тем более укорять вас вашей фамилией… Забудьте, прошу вас, о нашем разговоре. Не берите его в голову. Единственно, не забывайте о карте с Северным полюсом. Она полезна для вашего понимания форм материи. Хотя если она вылетит из вашей памяти, и это не страшно…
— Андрей, — сказал Куропёлкин, готовый к примирению, — вот вы озабочены подбором Пробивателя, а создатель Проекта Бавыкин именно меня Пробивателем не считает…
Будто бы печалью поделился.
— Тут
— Что это меняет? — спросил Куропёлкин.
— Ничего не меняет, — вздохнул Селиванов. — И предлагаю, Евгений Макарович, ещё раз, о нашем разговоре забыть. Он вышел преждевременным.
287
— О-о-о! Чуть не запамятовал! — воскликнул Селиванов. — Я ведь должен был вручить вам сертификат.
И из упомянутой уже кожаной папки был добыт помещённый в стеклянный покров сертификат. Из него следовало, что гражданин Российской Федерации Куропёлкин является владельцем шестнадцати гектаров поверхности спутника Земли Луны.
288
— Это как понимать? — спросил Куропёлкин.
— А никак не понимайте! — весело сказал Селиванов. — Вам подарен надел на Луне, урочище целое, причём организацией влиятельной, а вот здесь, посмотрите, — печать значимая, даже НАСА не возражает.
— С чего бы вдруг такой подарок мне? — нахмурился Куропёлкин.
— Не знаю, — сказал Селиванов. — Моё дело передать вам высочайшее одарение. На всех небесных телах, которые ещё предстоит освоить, потребуются рудокопы. Не сейчас. Но мало ли что… Утверждают, что во Вселенной вычислена планета, состоящая исключительно из обработанных в Смоленске бриллиантов. А что внутри Луны и подозреваемых в роскошествах планет, никому не ведомо…
— Большое спасибо, — сказал Куропёлкин. — Куплю лопату, отбойный молоток и завтра же посажу на Луне развесистое, как уши бенгальского слона, фруктовое дерево и обвешу его гирляндами из вермишели.
— Вы напрасно иронизируете, — сказал Селиванов. — Напрасно так шутите, Евгений Макарович. Отечественные песенники ешё шестьдесят лет назад пообещали, что и на Марсе будут яблони расти. А наш Вася… Впрочем, я забыл, что должен был совершить на Луне наш Вася. Но для него-то, то есть для его свершений, была отведена видимая сторона Луны. А вам подарен участок на стороне невидимой, на берегу кратера имени футболиста Бубукина. Кстати, по некоторым наблюдениям невидимая сторона Луны вписывается в квадрат. Но я лишь могу представить себе, как прекрасно будет выглядеть ваша фазенда или вилла, хоть бы и из блоков селенита, на берегу кратера Бубукина и в урочище его имени.
— К чему все эти ваши фантазии? — спросил Куропёлкин.
— А ни к чему, — поспешил ответить Селиванов. — Просто приятно иногда помечтать о чудесах в чьей-то чужой жизни.
— Допустим, — сказал Куропёлкин. — И всё?
— Ну, как же всё! Вижу кратер, заполненный водой, мелкие серебристые волны, яхты, пальмы, посаженные вами, мартышки на них, а вблизи — рудники с невиданными на Земле породами.
— Рудники, пробитые моим лбом и носом, — сказал Куропёлкин. — Теперь-то всё?
— Пожалуй, всё, — сказал Селиванов. — Хотя всё ещё слышу всплески солёной воды в бывшем кратере Бубукина.