Земля Кузнецкая
Шрифт:
Первые два часа дались Данилову не легко, но потом он вдруг сразу окреп, вошел в темп. С Сибирцевым они почти не разговаривали, работа захватила, как песня, и чудилось, что слушают ее сотни шахтеров.
Часов около двенадцати в лаве случилась беда. Только что отпалили восемь средних уступов. Подтянув силовые кабели, забойщики бросились вверх, и вдруг Сибирцев осел.
— Ну, что ты? — подосадовал Степан. — Скорее!
Но тот молча крутнул головой и, подавшись в сторону от забоя, приглушенно крикнул:
— Уходи!
Степан тоже невольно отпрянул. Кто ожидал такой напасти, пласт до сих пор был чист, как стеклышке!
«Булки», включенные в угольный пласт, — это круглые булыжники весом иногда до нескольких центнеров. Встречались они редко, и, тем не менее, шахтеры их не любили. Грохнет такая махина вниз по лаве — с треском летят перебитые стойки, закупоривается спусковая печь, — возни на целую смену, а угля нет.
— Ну? — Степан нетерпеливо повернулся к товарищу. — Что ж теперь, молиться на нее?
Заметив, что Сибирцев все еще нерешительно мнется, он первым приблизился к опасному месту, посветил и снова против воли подался на шаг в глубь забоя.
— Ого, какая чертовщина! Даже во сне такое трудно увидеть.
Оголенный силой взрыва валун или, как его еще называют, «колчедан» держался за пласт, примерно, одной третью своего круглого яйцеобразного тела. Степан еще подумал, что этот «колчедан» похож издали на мутносерый выпуклый глаз, тупо, бессмысленно глядящий из черного угольного массива.
Подошел Сибирцев.
— Фокус? — спросил Степан.
— Фокус-мокус, — Георгий сплюнул. — Знаешь, каких шишек может наставить?
— Шишкам замер потом сделаем. Ты думай, как вышибить это бельмо.
— Как?.. Взрывать надо. Пропала смена!
— Не ерунды! Как это пропала?
— А так, пока скважины пробьешь, время-то убежит.
— Убежит! — Степан торопливо сбросил брезентовую куртку. — А ну, давай!
Всю смену они, по выражению Дубинцева, работали, как сто чертей, а для следующих двадцати минут и слова нельзя было подобрать. Ниже больного уступа настлали полок из горбылей, укосиной в глубь породного завала, чтобы куски булыжника при взрыве отнесло в сторону. Бурить не стали — долго и опасно. Взрывчатку пристроили на «булку» внашлепку. Взрывник, ходивший вокруг на цыпочках, с сомнением крякнул.
— Ничего, дядя, — успокаивал Степан, — по закону газы во все стороны свищут.
— То-то и беда, что во все стороны, — погоревал дядя, — а мне нужно, чтобы они по камню ударили.
Втайне Данилов и сам опасался, что толку от взрыва не получится, но что ж было делать, не сидеть же сложа руки, к тому же, снизу подсобники кричали:
— Эй, рекордисты, запарились? Давай уголь!
Хорошо, если булыжник держится в угольном массиве достаточно прочно, тогда взрывом его действительно разнесет на куски, а если нет, если этот треклятый «колчедан» ждет только малейшего
Степан даже зажмурился. Тогда камень с удесятеренной силой, как пушечное ядро, прочешет лаву до самого низа.
Вышли в нижнюю просеку и невольно прислушались к тишине.
— Так как прикажете? — взрывник нерешительно вставил ключ в замок запальной машинки. — Я, конечно, могу крутнуть.
Сибирцев вопросительно посмотрел на Данилова, тоже что-то хотел сказать, но Степан только плотнее прижался спиной к стойке, зажал лампу между коленями и круто оборвал разговор:
— Крути, товарищ, а то я и сам могу!
Угловато двинув плечом, товарищ крутнул.
Сквозь взрыв прислушались, затаив дыхание: не загрохочет ли сверху каменная громада?.. Нет, снова тихо. Значит…
— Порядок, — подытожил запальщик.
И снова пошло, загрохотало. Данилов на лету подхватывал очередную стойку, а через минуту она уже упиралась обоими концами в древние породные толщи — тронь такую обухом топора, зазвенит басовитой струной. Молоток Сибирцева изнывал в бешеной скороговорке, как автомат в руках опытного солдата.
В лаву все время заглядывал Дубинцев, он уже еле на ногах держался: не столько темп забойщиков, сколько перебои на транспорте вымотали его. Наконец пришлось все-таки рассекретиться. Он соединился по селектору с начальником шахты.
Не успел Рогов проводить Вощина, как в селекторном репродукторе кашлянуло, и Дубинцев шепотом сказал:
— Павел Гордеевич, меня режут!.. — потом сквозь короткий рыдающий смешок добавил: — Сибирцев с Даниловым режут!
— Что-о? — в шутку удивился Рогов. — Лучшего начальника на участке! Немедленно звоню в милицию.
— Нет! — перебил Дубинцев и тут же почти закричал: — Нет, Павел Гордеевич! Гоните транспорт! Гоните во всю мочь. Я на коленях стою. Тут у меня светопреставление! В длинной лаве сплошной гром и молнии, все печи забиты углем, на погрузке десять человек, крепежник таскают две бригады… До смены еще три часа, — понимаете, три часа! — а они уже наскребли четыреста восемьдесят тонн! Это же не люди, а комбайны!
Рогов вскочил, отбросив кресло.
— Что за сказки? Какие комбайны? Кто?
— Данилов с Сибирцевым! Неужели не понимаете?
— Данилов с Сибирцевым? — Рогов еле перевел дух, для чего-то быстро перебрал бумаги на столе, потом счастливо расхохотался. — В шахту! Немедленно! Родные мои богатыри!.. Я в шахту! — крикнул он Полине Ивановне, пробегая через приемную.
Но легкий возглас заставил его оглянуться: Галя! И будто ждал ее, будто к ней навстречу бежал. Крепко стиснул ей руку, проводил в кабинет.
Галя села лицом к солнечному свету, быстро глянула в смеющееся открытое лицо Рогова и почему-то впервые за все их встречи смутилась. С запинкой произнесла: