Земля Лишних. Беги, хомячок, беги
Шрифт:
– Точно, это про Маршалла, - хохотнул Энтони.
– Только он за виски убить готов, он же не русский, водку любить.
– Я тебя удивлю, но в Штатах водка в два раза популярнее виски и бренди, вместе взятых.
– Да ну, гонишь!
– парень от удивления чуть не выронил ящик с драгоценным спиртным.
– Вот те крест!
Энтони непонимающе уставился на меня, всё таки подобная идиома американцам неизвестна. Но спустя секунду парень кивнул, мол, понял. Задумчиво передал мне ящик, не спеша потянулся
– Не парься, водку у вас в чистом виде пьют мало. Она в основном на коктейли идёт, потому и популярная такая, не с бренди и виски же мешать всякие лаймы и соки.
– Это да, батя бы такого не понял, - парень чуть оттаял, движения снова стали быстрыми, сноровистыми.
– Никто бы не понял, - я принял очередной ящик, осторожно поставил его на землю.
– Ну, куда это всё?
– Что в дом, что в амбар, - Энтони выпрыгнул из кузова, отряхнул руки.
– Погодь, сейчас за тачкой сгоняю, не на себе же мешки тягать.
– Давай пока хоть что-то отнесу, - два дня в дороге давали о себе знать, тело требовало движения и работы. А ещё надо было пережечь всю ту химию, что впрыснул в кровь организм при знакомстве с Ариэль.
Русалочка, чтоб её. А ещё говорят, что в США все бабы страшные. Врут, вот ей богу, врут!
Хотя местный Техас ни разу не штаты, и экология другая, и еда натуральная, и косметики лицо девочки, наверное, ни разу ещё не видело. Не разнесло её на фастфуде, а постоянный физический труд с детства налил тело силой, придал упругости, она словно молодая пантера…
Так, стоп!
Взял вот этот ящик и потащил в дом, пока Энтони за тачкой бегает. Работа сделала из обезьяны человека, вот и мне поможет.
– Благодарим тебя, Господь, за еду на нашем столе, пищу для нашей плоти, и благослови руки, которые её приготовили. Аминь, - Гретта отпустила руки Антона и Хелен, взяла столовые приборы и приступила к трапезе.
Назвать жену Маршалла красивой было сложно. Высокая, стройная, спина всегда прямая, словно палку проглотила. Кисти рук крупные, почти мужские, плечи широкие, мощные, словно у пловчихи. Шея… Обычная шея. Лицо чуть вытянутое, ещё бы чуть-чуть, и можно было бы сказать, что “лошадиное”. Подбородок прямой, чуть выдвинут вперёд, словно у бульдога. Волосы, собранные в тугой пучок, пепельного цвета, и мне сложно понять, они от природы такие, или признак преклонных лет. Кожа морщинистая, но не увядшая, не похожая на засохшее яблоко, а прорезана глубокими резкими морщинами волевого человека.
Завершали образ серые, выцветшие глаза, которые, казалось, держали весь мир под прицелом. Взгляд цепкий, пронзающий, словно рентгеном тебя просветили. А может, и не “словно”, вон, Антона рядом с собой против его воли усадила - парень только пристроился по правую руку от Маршалла, восседающего на противоположном торце, напротив Ариэль, даже перемигнуться с девушкой не успел, как хозяйка попросила:
– Антон, муж рассказал, как вы выручили в дороге молодую пару. Я бы с радостью услышала эту историю от вас, садитесь рядом, - и кивает на стул справа от себя.
Пришлось нам с Антоном местами меняться, так что я весь ужин
Вообще, странно, что я и мой организм на эту молодую ведьмочку так реагируем. Не мальчик, чай, не впервой быть объектом детского флирта (а пятнадцать лет - это всё же дети, и не надо мне рассказывать, что лет двести назад их замуж в этом возрасте отдавали, детьми они и тогда были, просто нравы тоже были другими), и не детского - тоже. А тут штормит, словно я сам вдруг подростком стал.
Крышу на месте держало два фактора. Первый: как я уже сказал, это всё таки ребёнок, пусть и с ярко выраженными первичными половыми признаками. Очень ярко выраженными. Но я не педофил. И второй момент: Гретта. Если Маршалл только хмурился, смотря, как Антон флиртует с дочкой, то Гретта на наёмника смотрела словно змея на кролика. Одно неверное движение, и съест. Бррр. Я как её взгляд увидел, так у меня всё опало, а кровь вновь к мозгу прилила.
– Я не представляю, от чего такого можно бежать с Земли в Эдем, если здесь такое творится. Что может быть хуже, чем повсеместное насилие и разбой?
– звонкий колокольчик голоса Хелен вернул меня на землю.
– Милая моя, на Земле далеко не рай, - мягко улыбнулась Гретта.
– К сожалению, есть тьма мест, где люди живут плохо. Сирия, в которой только два года как наконец-то заокнчилась война. Но там всё равно продолжают стрелять и взрывать, пусть и реже. Или Ливия, эта кровоточащая уже второй десяток лет рана Ближнего Востока. Афганистан, где вовсю воюют Талибан, Халифат и США… Или Мексика, где уже треть страны контролируется бандитами. Южная Америка погрязла в черед восстаний и революций… Десятки, если не сотни миллионов людей, живут на войне, милочка. А здесь, в Эдеме, только кажется, что плохо. За прошлый год в перестрелках пострадало всего тридцать пять тысяч человек, причём из них погибла только треть да упокоит Господь их души.
– И всё равно, я не понимаю, - упрямо гнула свою линию француженка.
– Хорошо, я могу понять ливийцев. Афганцев. Сирийцев. Даже русских могу понять или украинцев. Но что заставляет таких, как вы, сюда ехать? Вы же жили в США! Родина демократии и равенства!
– Ну, не такая уж и родина, - возразил Маршалл с противоположного конца стола. Разговоры за столом давно стихли, все слушали Хелен и Гретту.
– Греция в этом плане всех обскакала, да. А что касается равенства, так его уже давно у нас нет.
– Как это?!
– Хелен аж подскочила.
– Это же у вас зародилось ЛГБТ-движение, вы одними из первых признали однополые браки. А Барак Обама! А…
– И где же здесь равенство, милочка?
– перебила Гретта девушку.
– В чём проявляется равенство, когда в университетах установлены квоты на афроамериканцев и мексиканцев? Равенство, это когда все сдают вступительные экзамены на общих началах, а не проходят только из-за цвета кожи. Или равенство, когда в совет директоров берут женщину только потому, что там слишком большой процент мужчин?