Земля надежды
Шрифт:
— Я сама только что вышла из тюрьмы за то, что сказала не то, что надо, — заметила она. — Иногда лучше вообще ничего не говорить.
Джей посмотрел на корабль, высившийся за ними. Внезапно его посетила мысль, что он не хочет уезжать. Неожиданное открытие, что у девочки есть имя и что она может понимать его, делало ее ужасно интересной. Что она думала все эти дни их молчаливого товарищества? Что она могла бы сказать ему, но не говорила? Она как будто была заколдованной принцессой из сказки, которая вдруг обрела дар речи. Когда он исповедовался перед ней и рассказывал о своих чувствах, о доме, о детях, о растениях,
— Я должен ехать. Я обещал вернуться в Англию, — сказал он, надеясь, что они смогут возразить ему, сказать, что ему не нужно ехать.
Как будто он тоже освободился, когда с нее спали чары, которые заставляли ее молчать.
Женщины ничего не сказали, они просто наблюдали за тем, как на его лице менялись выражения нерешительности и отвращения к самому себе.
— А что станется теперь с вами? — спросил он, как будто их планы могли каким-то образом повлиять на него.
— Мы уйдем из Джеймстауна, — тихо сказала мать. — Мы снова вернемся в лес и найдем наш народ. Я думала, что после смерти моего отца и мужа здесь мы будем в большей безопасности. Я думала, мы будем жить за стенами форта и работать для белых людей. Я думала, что могла бы служить им.
Она покачала головой.
— Но им нельзя доверять. Мы вернемся к своим.
— И Сакаханна тоже?
Женщина посмотрела на него. В ее глазах плескалась горечь.
— Для нее жизни нет, — сказала она. — Мы можем найти наш народ, но нет нашей старой жизни. Поля, где мы выращивали урожай, заняты табаком, в реках стало меньше рыбы, и дичь уходит, боится ружей. Везде, где мы ходили, теперь на тропах отпечатки сапог. Я не знаю, где она проживет жизнь. Я не знаю, где она найдет дом.
— Но ведь здесь всем хватает места, и вашему народу, и плантаторам, — страстно произнес Джей. — Не могу поверить, что на этой земле мало места… мы были в лесах почти месяц и не встретили ни единого человека. Это грандиозная земля, она простирается на многие мили. Наверняка здесь хватит места и вашему народу, и моему.
— Но ваш народ не хочет, чтобы мы оставались здесь. По крайней мере, после войны. Если мы засеваем поля, они уничтожают урожай. Когда они видят запруду для рыбы, они ломают ее. Когда они видят деревню, они поджигают ее. Они поклялись, что уничтожат нас как народ. Когда мою семью убили, я попала в рабство. И я думала, что мы с Сакаханной будем в безопасности как рабы. Но они били и насиловали меня, а скоро мужчины захотят и ее.
— Она поедет со мной, — сумасбродно предложил Джей. — Я бы мог взять ее с собой в мой дом в Англии. У меня там сын и дочь, я бы мог растить их всех вместе.
Женщина на мгновение задумалась, а потом отрицательно покачала головой.
— Ее зовут Сакаханна. Она должна быть рядом с рекой.
Джей хотел было возразить, но потом вспомнил, как он видел Покахонтас, великую принцессу Покахонтас, когда сам был еще совсем ребенком. Его взяли с собой, чтобы показать ее, как ведут детей, чтобы показать львов в Тауэре. Тогда уже она не была больше принцессой
— Я приеду, — сказал он. — Я отвезу все это в Англию и приеду снова. И в следующий раз я построю здесь дом, и ты будешь у меня служить, а она будет в безопасности.
— Как она может быть в безопасности рядом с вами? — быстро сказала мать. — Она не ребенок, хотя такая хрупкая. Ей уже почти тринадцать, к тому времени, как вы вернетесь, она уже будет женщиной. Для женщины-повхатан не может быть безопасности в городе белых мужчин.
Джей ненадолго задумался, а потом очертя голову сделал следующий шаг, говоря не думая, говоря от всего сердца, неискушенного сердца.
— Я женюсь на ней, — пообещал он. — Она станет моей женой и будет в безопасности рядом со мной, и у нее будет здесь свой дом и поля. Я построю дом рядом с рекой, и ей нечего будет бояться.
Он говорил с матерью, но смотрел на дочь. Глубокий розовый румянец разошелся от грубого ворота рубахи до лба, там, где медвежий жир все еще пятнал коричневую кожу у линии темных волос.
— Ты захочешь? — мягко спросил ее Джей. — Я старше тебя, я мог бы быть твоим отцом, я знаю. И я не понимаю ваших обычаев. Но я могу дать тебе безопасность и могу построить для тебя дом.
— Я захочу, — очень тихо сказала она. — Я хочу стать твоей женой.
Мать протянула Джею руку, и он почувствовал на своей ладони ее огрубевшую ладонь. Потом она взяла за руку свою дочь и соединила их руки в крепком пожатии.
— Когда вы вернетесь, она будет вашей женой, — пообещала она.
— Обещаю, — сказала девочка.
— Обещаю, — поклялся Джей.
Мать отпустила их руки и отвернулась, как будто ей больше нечего было сказать. Джей проводил ее взглядом, потом повернулся к Сакаханне. За недели путешествия и жизни в походном лагере она казалась ему одновременно и доброй знакомой, и верным товарищем, и изысканно незнакомой девушкой на грани женственности, и девственницей, которая станет его женой.
Осторожно, как если бы он пересаживал сеянец, он дотронулся до ее щеки, провел пальцем по линии скулы. Сакаханна задрожала, почувствовав его прикосновение, но не двинулась ни вперед, ни назад. Она позволила ему ласкать ее лицо только мгновенье. Потом она резко повернулась и побежала прочь.
— Возвращайся скорее! — крикнула она.
Джей почти не различал ее в темноте, когда она быстро пошла за матерью, только ее полотняная рубаха светилась в темноте.
— Возвращайся в хорошее время, в сезон урожая, и я встречу тебя и сделаю для тебя большой пир! И мы построим наш дом до того, как придет зима!
— Я вернусь! — повторил Джей.
Она исчезла, на следующий день на рассвете корабль поднял паруса, и он больше не видел ее.
Лето 1638 года, Лондон
Корабль Джея прибыл в лондонские доки на рассвете, в начале апреля.
Сонный Джей, завернувшись в походный плащ и натянув на голову шапку, выбрался из каюты на холодный английский воздух. Бездельничающий возница у причала приторачивал торбу с овсом под морду дремлющей лошади.