Земля надежды
Шрифт:
— Нет, — сказал сэр Джосайя. — Я нашел их здесь. Там, у реки, есть такое местечко, просто кусок луга, их там видимо-невидимо. Я выкопал их и посадил здесь, они прекрасно растут и размножаются.
Джон, не обращая внимания на леди Эшли, фыркнувшую от смеха на террасе, опустился на колени и посмотрел поближе.
— Полагаю, это новый вид маргаритки, — сказал он. — Маргаритка виргинская.
— А я-то думал, это обычная маргаритка, просто пришлось чуток потрудиться, чтобы раздобыть ее.
— И какая она прелестная! — восхитился Джон. — Когда буду уезжать, я возьму с собой парочку. Я бы хотел, чтобы они росли и в Лондоне. У меня там неплохая коллекция маргариток. Не могли бы вы показать мне, где она растет на природе?
— Конечно, — жизнерадостно ответил сэр Джосайя. — Можем пойти туда завтра. Вы должны как следует побродить по моим лесам. А
Леди Эшли плавно подплыла к ним по траве.
— Вы в первый раз в Виргинии? — спросила она с манерной медлительностью в речи, с которой говорили все плантаторы.
— Нет, — ответил Джон. — Я был здесь более десяти лет назад и пробыл достаточно долго.
— Вы и в тот раз тоже собирали растения?
— Да, — осторожно подтвердил Джон. — Но тогда все было по-другому.
Сэр Джосайя хотел одолжить ему лошадь, но Джон предпочел идти по лесу пешком.
— Я многое не увижу, если буду ехать слишком быстро и сидеть слишком высоко.
— Я боюсь, там могут быть змеи, — заметила леди Эшли.
— У меня хорошие крепкие сапоги, — сказал Джон. — Да и лес я хорошо изучил, когда был здесь в прошлый раз.
В северной части своего поместья сэр Джосайя оставил недурной участок леса. Именно оттуда Джон начал свой путь. Вскоре он уже шел вдоль ручья, который уводил его все глубже и глубже в лес.
Он шел как всегда, так же, как делал его отец, — иногда бросая взгляд на горизонт и на тропу перед собой, а все остальное время внимательно глядя на носки собственных сапог и на маленькие растения под ногами. Он шел уже целое утро, когда вдруг вскрикнул и упал на колени — обычный щавель, но его внимание привлекли крошечные зазубрины на листьях. Это была американская версия хорошо знакомого растения. Джон снял с плеча мешок, вынул лопатку, аккуратно выкопал растеньице из влажной темной почвы, завернул его в широкий лист и уложил в карман своего мешка.
Он распрямился и пошел дальше, глаза его постоянно перебегали с деревьев вниз, на тропу. Спустя какое-то время посреди гула и общего шевеления виргинской весны, пения птиц, громких криков пролетающей стаи уток и перелетных гусей послышался новый звук — тихое и немелодичное насвистывание. Джон был счастлив.
1655 год
Джон провел в Виргинии два года, путешествуя от одного красивого дома к другому и проводя иногда по несколько месяцев в одном месте, наслаждаясь знаменитым виргинским гостеприимством. Чем дальше в глушь он забирался, тем меньше встречалось ему каменных домов с хижинами рабов на задворках. Теперь он останавливался у более скромных плантаторов, строивших жилища из дерева, но в будущем надеявшихся на лучшее.
Джон понял, что предпочитает этих скромных людей — невозможно было не восхищаться их решимостью пересечь такое широкое море, чтобы найти новую землю. Джон знал, какой борьбой оборачивается простое желание добыть кусок хлеба в этой новой стране.
Иногда он спал перед очагом на земляном полу, а в теплые влажные летние дни ночевал под деревом в лесу. Он никогда не испытывал искушения сбросить английскую одежду и сделать себе набедренную повязку и фартучек из оленьей кожи. Он чувствовал, что это было бы издевательством над племенем, если бы он одевался, как они, и жил, как они, в то время как их держали словно хорьков в клетке. Но он не мог забыть все то, чему у них научился, и не хотел забыть их самих. Даже в своих тяжелых сапогах он передвигался по лесу тише, чем любой другой англичанин. Своим тренированным взглядом садовника Традесканта он прекрасно видел деревья и растения, но примечал все гораздо острее, потому что эти леса он когда-то знал и любил, когда-то они служили ему домом.
— Вы не боитесь леса? — с любопытством спросила его как-то жена одного из плантаторов, увидев, что он собирается отправиться пешком на соседнюю плантацию.
Джон покачал головой:
— Там нечего бояться.
— Но там же волки, иногда по ночам я слышу, как они воют.
Джон улыбнулся, вспомнив свой былой ужас, когда он сам, запертый в своем маленьком домике, слышал волчий вой и думал, что, когда в очаге погаснет огонь, они придут и доберутся до него сквозь щели в стенах.
— Я когда-то жил здесь, давным-давно, — сказал он. —
Женщина кивнула.
— Что ж, если будете придерживаться тропы, то не собьетесь с пути, — заверила она. — До следующей плантации мили три по дороге. И между их полями с табаком и нашими леса осталось совсем немного.
Прощаясь, Джон снял шляпу и ушел.
Она была права — по всей стране между плантациями, расположенными по берегу реки, деревьев оставалось немного. Чтобы найти редкие растения, ему приходилось углубляться далеко в глубь леса, взбираться на высокие холмы, идти по течению рек и при этом питаться тем, что мог найти. На несколько месяцев он нанял каноэ, спустился вниз по реке к побережью, в ту болотистую местность, которую Сакаханна показала ему, когда была маленькой девочкой. Он даже побывал там, на плохой воде, где племя пыталось построить деревню и выжить, когда на них началась охота. Там он нашел маленькое растеньице, изящную валериану, завернул ее в листья и осторожно упаковал во влажную землю, чтобы забрать с собой в Джеймстаун. Он надеялся, что ему удастся уговорить этот росток прижиться в Ламбете, и тогда он будет напоминать ему о племени, даже если исчезнут все остальные их следы на земле.
За все время пребывания он несколько раз возвращался в Джеймстаун, чтобы упаковать несколько бочонков с растениями и отправить их в Ковчег. Во время своего второго визита он получил письмо от Эстер.
Сентябрь 1655 года
Дорогой муж!
Твой новый клен прибыл благополучно и теперь растет в саду рядом с твоим первым виргинским кленом, так что посетители могут сравнить оба экземпляра и убедиться, что они немного отличаются друг от друга. Я напишу тебе и сообщу, меняет ли этот клен цвет листьев осенью и тоже ли становится алым.
Из-за небрежности матросов некоторые маргаритки пострадали от соленой воды, но Френсис посадила остальные в вазоны и уверяет, что жить будут. А еще она говорит, что твой виргинский вьюнок нужно назвать традесканцией. Этим летом он расцвел и выглядел совершенно прелестно, с огромными цветами, очень симпатичными и пестренькими. Цветы живут всего один день, но на следующий день распускается много новых. Ты не написал, переживут ли они зиму, на всякий случай мы поместили вьюнок в оранжерею, собрали семена и набрали отводков. Лорд Ламберт умолял продать ему немного семян для его необыкновенного сада, и мы согласились — по шиллингу за полдюжины.
Френсис чувствует себя хорошо, летом она жила со мной, было много и других гостей, которые приезжали, чтобы посмотреть редкости, и оставались, чтобы насладиться отдыхом в нашем саду. Элиас Эшмол был у нас постоянным гостем, и многие другие твои друзья передают тебе приветы.
Может быть, ты еще не слышал, но лорд-протектор назначил генерал-майоров — по одному на каждое графство, чтобы они следили за работой мировых судей, церковных старост и духовных лиц. В Ламбете это нововведение не приветствуется, но в письме я воздержусь от дальнейших комментариев.
Как всегда, я ухаживаю за твоими редкостями и твоим садом, и у меня все в порядке.
Март 1656 года
В марте, когда затихли самые страшные зимние бури, Джон загрузил свои виргинские сокровища на корабль, направлявшийся в Лондон. Пара плантаторов пришли проводить его на причал и надавать поручений, чтобы он выполнил их в Лондоне. Джон принял от них пакеты и задания, но при этом не отрывал глаз от своих бочонков с растениями и ящиков с разными диковинами.
Он вез с дюжину молодых деревьев в кадках, которые собирался держать на палубе, прикрыв от соленых брызг маленьким навесом, сплетенным из тростника. Три деревца были совершенно новым виргинским орехом, таких никогда не видывали в Англии. Были там и неизвестные ранее тополя, и тоненькие хлыстики виргинских кипарисов. Он надежно упрятал корешки нескольких новых астр, гераней и нового вьюнка в кадки с сырым песком. В водонепроницаемом сундучке, запечатанном свечным воском, готовились к путешествию семена, собранные Джоном прошлой осенью, — морозник, американцы называют его «башмачки», виргинская петрушка, изящный, прелестный виргинский водосбор, американский дороникум — цветок, похожий на маргаритку, но с лепестками огненно-оранжевого цвета и черной сердцевиной, такой же яркий, как бархатцы.