Земля надежды

Грегори Филиппа

Он взял ее руку и поцеловал, как будто королева дала ему самый мудрый и взвешенный совет.

— Вот видишь, какие у меня советчики! — с улыбкой сказал он Традесканту. — Видишь, какая она умница и какая непреклонная. Достойная наследница королевы Елизаветы! Женщина, которая могла бы снова победить испанскую Армаду.

— Но мы говорим не об испанцах, — заметил Джон.

В голове у него звучал голос Эстер, приказывающей ему замолчать, но он все-таки рискнул и продолжил:

— Мы говорим об англичанах, следующих голосу своей совести. Это ваши подданные, а не иностранные враги.

— Они —

изменники, — с яростью промолвила королева. — И поэтому они хуже испанцев, которые, может быть, и враги нам, зато верны своему королю. А изменник хуже бешеной собаки. Его нужно уничтожать, не раздумывая.

Король кивнул.

— Мне ж…жаль, садовник Традескант, что ты симпатизируешь им.

Невзирая на легкое заикание, слова прозвучали в высшей степени угрожающе.

— Я просто надеюсь на мир и на то, что все добрые люди могут надеяться на мир, — пробормотал Джон.

Королева посмотрела на него, обуянная внезапным подозрением.

— Ты — мой слуга, — сказала она категорично. — Не может быть никаких сомнений, на чьей ты стороне.

Джон попытался улыбнуться.

— Не знал, что нужно выбирать чью-то сторону.

— И тем не менее, — жестко сказал король. — Конечно, мы выбираем, на чьей мы стороне. Много лег я платил тебе деньги, и ты работал в моем доме или в доме моего дорогого герцога, когда был еще совсем мальчишкой. И твой отец всю жизнь работал у моих советников и слуг и у советников и слуг моего отца. Ты ел наш хлеб с того самого времени, как тебя отлучили от груди. Так на чьей ты стороне?

У Джона перехватило горло. Он сглотнул, чтобы стало легче дышать.

— Я за процветание родины, за мир, за то, чтобы вы владели всем, что принадлежит вам, ваше величество, — сказал он.

— Всем, что всегда принадлежало мне, — подсказал король.

— Конечно, — согласился Джон.

Королева неожиданно улыбнулась.

— Но ведь это же мой дорогой садовник Традескант! — беспечно сказала она. — Конечно, он за нас. Ты же первым бросишься в битву со своей маленькой мотыжкой?

Джон попытался улыбнуться и вместо ответа просто поклонился.

Королева положила руку ему на плечо.

— А мы никогда не предаем тех, кто верен нам, — сладким голосом проворковала она. — Мы связаны с тобой так же, как и ты связан с нами, мы никогда не предадим верного слугу.

Она кивнула королю, как бы предлагая ему запомнить этот урок.

— Когда человек готов дать обет верности, он найдет в нас верного господина.

Король улыбнулся жене и садовнику.

— Конечно, — сказал он. — От самого высокопоставленного слуги до самого низшего. Я никогда не забываю ни верности, ни предательства. И все у меня получают по заслугам.

Лето 1641 года

Джон вспомнил эти слова в тот день, когда графа Страффорда бросили в Тауэр, в тюрьму для изменников, чтобы казнить после того, как король подписал Билль об опале [6] — смертный приговор графу.

Король поклялся Страффорду, что никогда не предаст его. Он написал ему записку, в которой давал слово короля, что за его службу никогда не пострадают «ни его жизнь, ни честь,

ни состояние». Это были точные слова.

6

В XV в. утвердилось право парламента прямо объявлять преступными те или иные злоупотребления. При этом издавался специальный акт, утверждаемый королем и получивший название «Билль об опале».

Самые осторожные и хитрые члены Тайного совета бежали из страны, когда поняли, что парламент атаковал главным образом не короля, а Тайный совет. Большинство из них очень быстро поняли, что, несмотря на все обещания, король и пальцем не пошевелит, чтобы спасти доверенного слугу от смерти за своего короля. Но епископ Или и архиепископ Уильям Лауд были слишком медлительными или слишком доверчивыми. Их тоже бросили в Тауэр, вместе с их союзником Страффордом за заговор против безопасности королевства.

Все эти долгие весенние месяцы парламент заседал по делу Страффорда и выяснил, что тот рекомендовал призвать армию ирландских католиков покорить «это королевство». Если бы король прервал процесс и настоял на том, что Страффорд имел в виду королевство Шотландии, он мог бы спасти его от палача. Но он не сделал этого.

Король молчал в маленькой комнатушке, где сидел и слушал, как шел процесс. Он ни на чем не настаивал. Он предложил, довольно неуверенно, что, если они пощадят жизнь старика, то он никогда больше не послушается его советов. Члены парламента заявили, что не могут даровать ему жизнь. В течение короткого времени король мучительно боролся с собственной совестью. Но борьба длилась недолго. Очень скоро он подписал Страффорду смертный приговор.

— Представляешь, он послал принца Генри просить о помиловании! — Изумленная Эстер вернулась в мае из Ламбета с телегой, полной покупок, и головой, полной новостей. — Бедного маленького мальчика, десяти лет от роду! Король посылает его в Вестминстер, чтобы он выступил перед всем парламентом и попросил о том, чтобы графу сохранили жизнь. И они ему отказали! Разве можно так поступать с ребенком?! Он теперь всю жизнь будет думать, что графа казнили только из-за него!

— Тогда как виноват в этом только король, — поддержал ее Джон. — Он мог отрицать, что Страффорд вообще ему что-то советовал. Он мог выступить в его защиту. Он мог взять на себя ответственность за решения. Но он позволил Страффорду взять всю вину на себя. А теперь он позволит Страффорду умереть за него.

— Его казнят во вторник, — сказала Эстер. — Все рыночные торговки закрывают лавки на весь день и собираются идти в Тауэр, смотреть, как ему отрубят голову. И подмастерья тоже берут выходной, второй праздничный день в мае.

Джон тряхнул головой.

— Вот тебе и королевская благосклонность. Тяжелые настали времена для его слуг. А что слышно об архиепископе Лауде?

— Все еще в Тауэре, — сказала Эстер.

Она поднялась на ноги и ухватилась за борт телеги, чтобы слезть вниз, но Джон вытянул руки, подхватил ее и поставил на землю. Она даже замерла, ощущая непривычность его прикосновения. Это было почти объятие, его рука покоилась на ее талии, а головы почти соприкасались. Потом он отпустил ее и пошел к задку телеги.