Земля незнаемая. Зори лютые
Шрифт:
В ту же ночь тайно от народа Василий покинул Москву и отправился на Волок. Отсюда к братьям Юрию и Семену поскакали великокняжеские гонцы с приказом идти с полками на подмогу государю.
Сходилось на Волок русское войско.
Посланец хана мурза Аппак, вступив в Грановитую палату, сабли не снял и думным боярам не поклонился. Подивились бояре, раньше мурза в доброжелателях государевых числился, а ныне вишь что вытворяет. Верно, мыслит, от Москвы подачки
От имени Магмет-Гирея потребовал мурза Аппак дать грамоту с подтверждением, что Русь будет платить хану дань, как платила при Батые.
За это Магмет-Гирей обещал не разорять Москву и уйти от города.
Бояре хоть и бранились и носы воротили, воняло от Аппака нестерпимо, а вытерпели, речь ханского посланца выслушали до конца.
Выпроводив мурзу, бояре долго не могли урядиться. Князь Одоевский уговаривал слать к хану посольство, а Михайло Плещеев с братом не соглашались, требовали обороняться.
Молчавший до того митрополит Даниил подал голос:
— Не лайтесь, бояре, не час. Дадим хану грамоту, каку он просит. Пусть будет так. Яз вам совет даю. А исполнять ее доведется либо нет, то пусть государь и великий князь решает. Ноне, яз мыслю, спасать Москву надобно.
На том и поладили.
Набитые добром кибитки, отороченные вьюками кони. Золото и серебро, дорогие оклады икон увозили ордынцы.
Давно не имела орда такой добычи.
Дорогами, смоченными слезами и кровью, усеянными мертвым людом, гнали в Крым и Казань бесчисленное множество пленных.
Разорили Гиреи Русь, опустошили.
Медленно, с частыми привалами, выставив крепкие заслоны на случай нападения русских полков, откатывалась орда.
Не стал дожидаться хан Магмет-Гирей, когда великий князь Василий соберет войско и двинется к Москве. Магмет-Гирей увозил с собой грамоту московских бояр, в которой они признали себя ханскими данниками…
Атаман Дашкович повел казаков брать Рязань. Что ж, Магмет-Гирей не против. Если казаки захватят город, половина добычи орде.
Хан горячит коня, оглядывает степь. Она по-необычному людная и шумовитая. Великая орда великого хана Магмет-Гирея идет!
Ратники рязанского воеводы Хабара Симского и атаман Фомка со своей станицей обороняли город.
Остерегаясь татарских караулов, пробрался в Рязань гонец с Волока от великого князя, привез письмо воеводе. Сообщал Василий, чтоб Хабар города не отдавал, а он, государь, на Волоке не задержится и вскорости выступит на Магмет-Гирея.
Казачьи сторожевые дозоры разведали: хан снял свой бунчук с Северки-реки, орда поворотила на обратную дорогу. Теперь жди лиха.
Гадает воевода, пройдет ли орда мимо Рязани либо нападет на Рязань?
С утра Фомка поднялся на крепостную стену, посмотрел, как казаки и ратники к обороне изготовились. Доволен.
Когда орда двинулась на Русь, Фомка-атаман со своей станицей укрылся в Рязани. Воевода Хабар принял казаков с радостью. Одних ратников у Симского маловато, а Фомкины люди — подспорье, воевать казаки горазды.
У атамана Фомки лицо, степным ветром дубленное, глаз зоркий, соколиный. Взобрался на высокую стрельницу, приложил ладонь козырьком. Пылит в степи.
Но атаману известно: это еще не орда. Это тянутся под прикрытием конных отрядов ордынские обозы.
Но вот конные повернули к городу.
Присмотрелся Фомка. Не орда к Рязани идет, а ведет своих казаков атаман Дашкович. Издалека узнал их Фомка, сплюнул. Подошли казаки к городу, разбросались станом. Возами свой лагерь опоясали. Разглядел Фомка, казаками атаман Серко распоряжается.
— Эгей, Серко, — позвал Фомка, — Евстафьев блюдолиз! Забыл, как мы с тобой за зипунами в Крым ходили, Русь стерегли от ордынцев? Ныне сам грабить ее заявился! Ай-яй! Иуда!
Свесившись со стрельницы, Фомка помахал своим казакам, устроившимся по стене:
— А ну, молодцы, готовы ли попотчевать холопов Дашковича?
Сверху со стен на черкасцев и каневцев посыпалось:
— Ханские прихлебатели!
— Изменники!
Им снизу наперекор:
— Доберемся до вас, шкуры снимем!
— Ворочайтесь на Днепр с повинной, вон какой полон взяли!
— Им очи застило, самих в туретчину продать!
И, не слезая с седел, грозили нагайками Фомкиным казакам:
— Открывайте ворота!
— Нехай Евстафий своим задом отворяет, он у него жирный, — посмеивались на крепостных стенах.
Тут снова Фомка всех перекричал:
— Эгей, Серко, и вы, други-атаманы, переделили с Дашковичем королевские злотые, радуетесь. Час настанет, заплачете! Аль ослепли, Русь грабя? Братьев своих в полон гоните!
Поднялся на стену воевода Хабар, он не спесив и атамана Фомку за честность уважает.
Заслышав атаманский голос, позвал. Фомка спустился.
— Видал, воевода, от кого обороняться будем?
Хабар усмехнулся, сказал без обиды:
— Твои друзья-товарищи, атаман.
Фомка не осерчал, почесал затылок.
— Было такое, воевода. Но когда б одни казаки — полбеды, от них отобьемся, а ежели Магметка навалится, быть худу.
Воевода успокоил:
— Отразим, продержимся до государева прибытия.
— Знаешь, о чем я мыслю, воевода, от Дашковича коварства ждать надобно.
День минул в ленивой перестрелке. На второй день к полудню подскакал к воротам казак, замахал шапкой: