Земля незнаемая
Шрифт:
Миновав вал и ров, они обходили землянки. Новгородские ратники жгли костры, готовили еду.
– Надобно первым на ту сторону переходить, - снова нарушил молчание Гюрята.
– Новгородцы мне о том уши прогудели. Да и сам рассуди, сколь сидеть здесь будем? А без драки со Святополком нам, новгородцам, не резон. Не хотим быть киевскими данниками. Мы и тебя, князь, знаешь о том, поддержали, что ты нас от дани освободил ещё при жизни великого князя Владимира. Так что, князь, как хошь, а биться будем.
Они остановились у Днепра. На той стороне толпится люд. Узнав Ярослава, зашумели. Один из них, высокий, в шубе и шапке, выскочил наперёд, журавлём заходил по берегу, закричал:
– Эй, новгородцы, зачем пришли с сим хромцом, что князем Ярославом прозывается?
Тысяцкий тронул Ярослава, сказал удивлённо:
– Никак, сам Святополк? Соромно орёт, будто худой мужик.
Ярослав узнал брата. От злости в глазах потемнело. А тот продолжал выкрикивать:
– Вы, плотники, вот заставим вас хоромы рубить!
– Слушай, князь Ярослав, - проговорил Гюрята, - завтра переправимся против них; если кто не пойдёт с нами, сами убьём Святополка.
– Добро, тысяцкий, - решился Ярослав.
– Завтра я с первыми поплыву. А теперь пойдём оповестим о том воевод, надобно людей готовить. Завтра быть бою жестокому.
Хмельное вино веселит Святополка. Засев с ближними боярами в избе, что срубили с холодами мастеровые, бражничает князь Святополк. Потешаются они над Ярославом, зубоскалят. Святополку жарко. Раздевшись до исподней рубахи, он размахивает пустой корчагой, выкрикивает:
– Я един князь на Руси! Кто сказал «Ярослав»?
– Сросшиеся на переносице брови хмурятся, рука ловит за грудь боярина Путшу.
– Это ты молвил?
Тот отшатывается, бормочет испуганно:
– Что ты, князь, чудится те!
В избе на время наступила тишина, но вот разом нарушилась. Святополк разжал пальцы. Путша вытер покрывшийся испариной лоб и тут же потянулся через стол за гусем. Не достал, влез рукавом в ендову с вином. Боярин Тальц склонил голову на дубовый стол, храпит.
День на исходе. Отрок воткнул в поставец восковую свечу, вздул огонь. С шумом отодвинув скамью, воевода Блуд засеменил к выходу. Святополк поднял на него тяжёлый взгляд, окликнул хрипло:
– Почто уходишь, воевода?
Тот повернулся;
– Я, князь, дозоры самолично навещу.
– Воротившись к столу, взглянул трезвыми глазами в припухшее от перепоя лицо Святополка: - Ещё сдаётся мне, печенеги замышляют что-то. В обед проходил я мимо, оживленье у них, словно в дальнюю дорогу собираются.
Святополк насторожился, спросил:
– Чего же ране не сказывал?
– К чему прежде времени тревожить?
Закусив тонкие бескровные губы, Святополк потупился, о чём-то долго думал, потом проговорил:
– Коли так, воевода, то сходи погляди. Да не забудь Боняка к нам покликать. Он хоть и дикий степняк, а вино горазд пить.
Гридин внёс на руках ещё один бочоночек с мёдом, выбил чеку. Князь протянул отроку корчагу, бросил коротко:
– Лей!
Поманил пальцем Горясера. Тот подхватился, подбежал. Святополк уцепился за него, горячо зашептал в ухо:
– Почему ты, боярин, Ярослава не убил? Проберись в Любеч, подкарауль!
Горясер побледнел:
– Стража, стража-то у Ярослава… Боязно, князь, а как изловят?
– Не желаешь мою волю исполнить?
– нахмурился Святополк. На скулах заиграли желваки.
– Не хочешь?
– переспросил с угрозой.
– Не седни, князь, дозволь завтра. Я поутру людей своих надёжных сыщу, - лепетал Горясер, а в мыслях таилось обнадёживающее, что Святополк забудет до утра.
С силой распахнулись двери, и в избу ввалился Блуд. Глаза у воеводы растерянные, шуба нараспашку. Уже с порога закричал:
– Князь Святополк, Боняк орду увёл!
Бояре повернулись к двери, умолкли. Первым опомнился Святополк, спросил недоверчиво:
– Плетёшь, воевода!
– И подхватился.
– К чему мне выдумывать, - обиделся тот.
– Я, чай, не малец-озорник.
– Так отчего не воротил их!
– взвизгнул Святополк.
– Зачем дал сняться со становища?
– Без меня то было. Когда я на место прибыл, последние печенеги за курганом скрылись.
– Скачи вдогон, воевода, не мешкай! Вороти Боняка, ему золото обещано. Почему же нарушил уговор?
Блуд попятился:
– Попытаюсь, князь, но не ведаю, сумею ль воротить Боняка.
– Скажи ему, как мороз Днепр закуёт, так и ударим на Ярослава. Слышишь?
Мрак ещё окутывал землю, как от любечской пристани одна за другой отчалили переполненные ладьи и дракары. Вчера, в сумерки, на небольшой лодке-однодревке кормчий Ивашка замерил у того берега дно. Мели не оказалось, и теперь Ярослав был спокоен: не придётся людям лезть в студёную воду. Князь держится рукой за борт, переговаривается с воеводой Добрыней:
– Как и условились допрежь, воевода, станешь с дружиной в засадном полку и в бой ввяжешься, ежели почуешь, что нам уже невмоготу. Воевода Александр и тысяцкий Гюрята на крыльях будут биться, а я со свевами и частью новгородских полков в челе останусь.
– Особливо надобно остерегаться вершних печенегов, - проговорил Добрыня.
– С крыла чтоб нас не охватили.
– То так. Когда конная орда навалится, оторопь берет.
Не выпуская из рук руля, кормчий Ивашка одним ухом слушал разговор князя с воеводой, другое навострил на правый берег. Там перекликаются дозорные, волчьими глазами сверкают по степи костры.